Что касается Галилео Галилея, то те, кто заставляли его признать, что мир устроен по-другому, не были знакомы с византийской гимнографией. А что касается нас с вами и наших предков, знакомых с византийской гимнографией, то тут, конечно, полная беда. Не только мы с вами в XX веке, но и наши далекие предки в прежние времена тоже не всегда вслушивались в слово богослужебное. Приятное пение, красивый голос, упоительный напев – всё это как-то уводило на второй план содержание богослужебного текста. Поэтому я сейчас в этих вечерних передачах так много говорю именно о содержании богослужебного текста, [о том,] что богослужение – это наше удивительное сокровище. И то, что в богословии на Западе излагалось в виде трактатов, у нас нашло выражение в богослужебных песнопениях. Поэтому здесь всё богословие, причем богословие удивительно смелое, удивительно яркое – богословие, неотделимое от молитвы. И в силу своей неотделимости от молитвы это богословие может [дать] гораздо больше, чем просто размышление о Боге, чем просто лекционный курс. Потому что в молитве человек прикасается к Богу и получает от Бога те импульсы, которые мы никогда другим способом не получим. Поэтому, конечно, надо изучать богослужебные тексты внимательнейшим образом. Это настоящая энциклопедия православного богословия, особенно каноны.
Почему я сегодня так много говорил о структуре богослужебного текста, о структуре канона, о тех правилах, по которым каноны составляли? По той причине, что нам действительно очень важно понять, как складывается каждое богослужебное песнопение, каждый богослужебный текст, для того чтобы почувствовать не только красоту молитвы, но ее глубину. Ту глубину, в которой раскрываются сердца. Чтобы почувствовать ее глубину, необходимо понять каждое слово, каждый оттенок мысли, каждый новый поворот сердца, который предлагает ему делать молитвенный текст.
Не так давно одна из наших слушательниц спрашивала про глубину православия и восклицала: «Где она, эта глубина? Покажите мне ее!» Вот она, эта глубина. Она в тех канонах, о которых мы с вами сегодня говорили. Она в тех ирмосах, которые я цитировал, в том ирмосе, который привел мне сегодня в качестве реплики один из наших слушателей. Она в тех песнопениях, которые я сегодня не успел процитировать, потому что их много, их море. Богослужебные книги – это три больших тома на каждый месяц, и на каждой странице там содержатся удивительные, потрясающие тексты. Но только, на нашу беду, мы их совсем не знаем. И, конечно, их надо изучать, это откроет нам ту глубину православия, которой нам действительно иногда не хватает.
Для каждого церковного песнопения есть целый ряд напевов. При том что слова одни и те же, у этих слов есть разные напевы. Одни напевы предназначены для Великого поста, другие – для пасхального времени, третьи напевы обиходные, на каждый день, четвертые – воскресные: одного, другого, третьего гласа и т. д.[13]
Стихи Псалтири – удивительные стихи на еврейском языке – уже по-гречески были превращены в прозу, причем в прозу трудную, временами сухую и лишенную какой бы то ни было красоты. Кирилл и Мефодий, наверное, так же, как те гимнографы, те поэты церковные, о которых я сегодня говорил, очень остро чувствовали, что за этой плохой прозой скрываются удивительные стихи, и сумели во многих случаях переступить через уродливость, через серость греческой прозы и сделать прорыв к потрясающим стихам. Почитайте, скажем, на славянском языке 103-й псалом «Благослови, душе моя, Господа! Господи, Боже мой, возвеличился еси зело, во исповедание и в велелепоту облеклся еси» и далее. Или почитайте псалом [92-й]: «Господь воцарися, в лепоту облечеся. Облечеся Господь в силу и препоясася, ибо утверди вселенную, яже не подвижися». Это тоже потрясающая поэзия в славянском языке, то есть это удивительный возврат, который сумели совершить наши первоучители, к стихам подлинника, хотя подлинника они не знали. А в некоторых случаях у них это не совсем получилось. Поэтому, конечно, какие-то псалмы проще читать по-русски, какие-то псалмы надо разыскивать не только в Синодальном, но и в новых переводах. Ну и кроме того, не надо забывать о целой сокровищнице переводов Псалтири на русский язык в стихах, о тех переводах, которые накопились, особенно за XVIII век, в истории русской литературы. Кто только в XVIII веке не переводил псалмы! И Ломоносов, и Тредиаковский, и Державин, и Востоков, и многие из переводчиков прекрасно, удивительно переводили псалмы.
Поэтому посмотреть и в русском стихотворном варианте Псалтирь, переведенную на язык XVIII века, тоже нужно. Это тоже, быть может, нам, не всегда знающим иврит, поможет прорваться к красоте и глубине библейского подлинника.
Утреня. Хвалитны
В прошлый вторник мы говорили с вами о всенощном бдении, о пении и чтении канона. А сейчас давайте перевернем еще одну или две страницы Часослова и двинемся дальше. После канона звучат хвалитные псалмы, или иначе – три последних псалма из Псалтири: 148-й, 149-й и 150-й.
«Хвалите Господа с небес, хвалите Его в вышних. Тебе подобает песнь, Богу. Хвалите Его, вси ангели Его, хвалите Его, вся силы Его. Тебе подобает песнь, Богу». И дальше: «Хвалите Его, солнце и луна, хвалите Его, вся звезды и свет. Хвалите Его, небеса небес, и вода, яже превыше небес. Да восхвалят имя Господне… Хвалите Господа от земли, змиеве и вся бездны; огнь, град, снег, голоть (туман по-славянски. –
Оказывается, что здесь, в этом псалме, Псалмопевец призывает хвалить имя Божие не только людей, но и всю природу. И солнце, и луна, и звёзды вовлекаются в это песнопение. Интересно, как передал эти слова псалма, переводя Библию с древнееврейского языка на латинский, блаженный Иероним. Слова «Хвалите Его, все звёзды и свет» он передал словами:
И сразу вспоминается, когда читаешь этот псалом, как проповедовал птицам Евангелие Франциск Ассизский. И сразу вспоминается о том, как к преподобному Сергию, а потом к преподобному Серафиму приходили медведи, и как жил рядом с кельей преподобного Герасима у реки Иордан лев. Оказывается, что в Боге происходит примирение природы и человека, примирение человека с миром животных, с миром птиц и примирение человека с самой природой. Вне Бога человек ведет себя в природе, как хищник. Он уничтожает леса, поджигает траву на полях осенью, когда она высыхает, и устраивает такие костры, своеобразные и страшные; убивает и гонит животных. Без Бога и вне Бога человек напоминает разорителя птичьих гнезд, мальчишку, который стреляет птиц из рогатки. А в Боге он прежде всего просит прощения у природы. Всё изменяется в тот момент, когда человек встречает Бога. И солнце включается в песнь в честь Бога, и луна, и звёзды, и свет, и горы, и холмы, и звери, и пернатые птицы. И оказывается, что мир с природой для нас, для каждого из нас, необходим. Вне этого мира не будет мира внутри нас и не будет мира с людьми.
Рассказывают, что святой Антоний, первый из христианских монахов, живший в IV веке в Египте, когда у него спросил кто-то, почему у него нет книг (а имейте в виду, что Египет – это страна книжников и писцов, страна, в которой искусство книги достигло, наверное, максимального для античного и древневосточного мира уровня развития), ответил: «Когда мне хочется взять в руки книгу, я беру в руки книгу, которую Сам Бог написал. Смотрю на небо, вижу солнце и звёзды. Смотрю вдаль, вижу песок. Раскрываю эту книгу, Самим Богом сочиненную, и читаю ее, сколько хочу». Для святого Антония природа была книгой, которая написана Богом.
И когда для нас природа становится такой книгой, тогда очень многое изменяется внутри нас. Человек-хищник, человек – истребитель природы, как я только что сказал, разоритель птичьих гнезд вдруг вспоминает о том, что эта природа вверена ему когда-то давным-давно, когда Бог сказал Адаму и Еве: «Вот, Я даю вам», – и показал на мир, на деревья и травы, на зверей и птиц, на реки, на воды, на моря… «Вот, Я даю вам». Вот что Бог сказал нам в лице Адама. А мы начали разорять этот мир, превратили сад в пустыню. И поэтому сегодня, когда человек задумался об экологии, об охране окружающей среды, можно сказать смело: человек задумался о Боге. Это очень важно – то, что сегодня делается в смысле защиты окружающей среды, потому что это один из путей человечества к Богу. Мы с вами больше не можем быть разорителями птичьих гнезд. Мы должны помнить, что и звери, и все скоты, и гады, и птицы пернатые – все хвалят имя Господне.
А дальше: «юноши и девы, старцы с юнотами да восхвалят имя Господне». В Церкви не только старушки, как нам иногда кажется. Первое место в Церкви, как в этом псалме, занимают юноши и девы, молодежь, дети. Первый епископ Ростова Великого, святитель Леонтий, святой, которого во время каждой литургии священник поминает вместе с Учителями Церкви на проскомидии, когда пришел в этот языческий город для того, чтобы там проповедовать Евангелие много веков тому назад, построил себе избушку в лесу и начал туда приглашать детей, и именно детей начал обращать ко Христу, учить основам веры. А уже потом дети, возвращаясь к себе домой, стали учить основам веры своих родителей. Дети стали проповедовать Христа в доме своих отцов и матерей. Вот так поступил святой Леонтий.
И Церковь с первых лет своего существования была прежде всего Церковью юношей и дев, Церковью молодежи. Я вспоминал на днях в одной из последних передач о книге, которую недавно получил от отца Даниэля Анжа. Даниэль Анж во Франции только и живет, что среди молодежи. Вся его паства – это мальчики и девочки от 14 до 25 лет. Потом они вырастают, разбредаются по другим приходам, но раннюю юность они проводят вокруг отца Даниэля. И это удивительно важно для Церкви, когда у Церкви есть своя молодежь, потому что в этом залог ее жизнеспособности – в тех юношах и девах, которые хвалят имя Господне.
Дальше звучит 149-й псалом: «Воспойте Господу новую песнь, хваление Его в Церкви преподобных»[14]. И последний, 150-й: «Всякое дыхание да хвалит Господа» – да хвалит Господа всё, что дышит. И затем поются стихиры, которые присоединяются к этим трем псалмам.
Спеты стихиры, последняя из них посвящена Матери Божией: «Преблагословенна еси, Богородице Дево, Воплощшим бо ся из Тебе ад пленися, Адам воззвася, клятва потребися». И после того как спета эта стихира, священник возглашает: «Слава Тебе, показавшему нам свет!» Это значит, что наступает заря. Потому что вы помните все, что в древности утреня совершалась перед рассветом, перед восходом солнца. Слова священника «Слава Тебе, показавшему нам свет!» говорят о том, что уже пора расходиться, заря. Молитва кончается, и в заключение богослужения звучит Великое славословие: «Слава в вышних Богу, и на земли мир в человецех благоволения».
Здесь очень важно, что слово «благоволение» в древнейших рукописях Евангелия (а я надеюсь, что все вы помните, что это песнь, с которой ангелы обращаются к пастухам в окрестностях Вифлеема в самую ночь Рождества Христова) стоит в родительном падеже. Поэтому песнь эта звучит: «в человецех благоволения», а благоволение (εὐδοκία) – это любовь Божья, то есть «в людях, которых любит Господь». Итак, слова этой песни таковы: Слава Богу в вышних и на земле, и мир в людях, которых любит Господь. Вот что значат на самом деле эти славянские слова. Мир в наших сердцах – это отражение той славы, которой сияет Бог: и на небе, и на земле. Слава принадлежит Богу, славой сияет Господь, и отражением этой славы Его является тот мир, который царит в сердцах наших, в сердцах тех людей, которых Он, Господь, так любит.
И дальше песнь хвалебная, Великое славословие продолжается: «Хвалим Тебя и благословим, кланяемся Тебе и славословим Тебя…» Кланяемся, потому что кланяться, поклоняться можно только Богу и никому другому. «…Благодарим Тебя ради великой славы Твоей. Господи, Царю Небесный, Боже, Отче Вседержителю, Господи Сыне Единородный, Иисусе Христе и Святый Душе», – исповедуем мы Святую Троицу в этом гимне. И дальше обращаемся к Сыну Божию, Спасителю нашему: «Господи Боже, Агнче Божий, Сыне Отечь, вземляй (берущий на Себя) грех мира, помилуй нас. Берущий на Себя мира грехи, прими молитву нашу. Ты, Сидящий одесную Отца, помилуй нас. Ибо Ты Один Свят; Ты Один Господь, Иисус Христос, во славу Бога Отца, аминь». И дальше: «Сподоби, Господи, ныне сохраниться нам без греха. Благословен еси, Господи (звучит стих 118-го псалма. –
ebooksa