Алеф

22
18
20
22
24
26
28
30

Нет, конечно, мы не стали гениями своего метода, мы его только придумали, но подражатели настолько жалки, что не стоят упоминания. Беда в том, что наше направление не освещено сиянием ничьего гения, который сумел бы доказать, что оно — искусство. У сюрреализма были Элюар и Дали, у реализма — Толстой и Достоевский, у постмодерна — Маркес и Борхес. У нас же просто не хватит времени на то, чтобы кто-то появился: наше искусство слишком быстротечно. Мы как художники, которые умирают, кладя на картину последний мазок.

Глава 15

Около восьми вечера я вызываю Генриха и еду на площадь Семи Консулов. Пригласи меня Голем в реальной жизни — я бы остался дома. Настоящее тело у человека одно, и терять его не хочется. Личиной, в крайнем случае, можно пожертвовать. Стоит ли такой цены удовлетворение любопытства — вопрос отдельный, и я не успел, как следует, его обдумать.

Ночь искрится, а день сияет. Киберград хорош в любое время суток. Сейчас он горит миллионами неоновых огней всех цветов и оттенков, форм и размеров. Свет льётся сверху, снизу, с боков, он заполняет здания изнутри и рвётся наружу. На улице нет темноты, она существует лишь в небе, но кто смотрит туда, когда вокруг так много развлечений?

Но это лишь в центре. Там, куда мы приезжаем, царит благородный полумрак. Это мне по душе. Я выхожу из автомобиля, набираю полные лёгкие прохладного воздуха и медленно выпускаю его обратно. Башня, где собираются бабочки, теряет очертания на фоне чёрного неба и кажется мазком огромной кисти. Я иду к ней, но останавливаюсь в нескольких шагах от крыльца.

Голем сидит на ступенях, уперев локти в колени, и курит сигарету. Я молча жду, пока он поднимет голову и посмотрит на меня.

— Добрый вечер, — произносит Голем, вставая. — Помнится, ты сказал, что хочешь ещё раз посмотреть на бабочек.

Я отрицательно качаю головой.

— Нет?

— Ты предложил взглянуть на них. Я лишь согласился.

— Это мелочи, не правда ли? — Голем запрокидывает голову, чтобы бросить взгляд на башню. — Но на самом деле, бабочки, конечно, ни при чём.

Тут он прав: до насекомых мне нет никакого дела.

— Зачем ты хотел меня видеть? — спрашиваю я.

У меня подмышкой пистолет с аламутовским вирусом. Я могу застрелить этот аватар Голема прямо сейчас, но не сделаю этого, если он меня не вынудит. Наверняка, он подозревает, что я вооружён, но остановит ли это его, если он задумал меня убить? Скорее всего, нет. Когда индивидуальность начинает себя копировать, то по мере роста числа дубликатов уподобляется муравейнику с его коллективным разумом, где важна лишь колония, но не личность. Ну, или гидре с множеством щупалец. Я вижу только одну, и её гибель ничего не изменит.

— Ты заметил, как много стало в Киберграде мух? — неожиданно спрашивает Голем.

— Что? — такого вопроса я не ожидал и потому немного растерялся.

— Мух.

— Да. Конечно. Твоя работа, что ли?

Голем пожимает плечами.

— В каком-то смысле.