Алеф

22
18
20
22
24
26
28
30

Когда я еду по улицам и вижу проплывающие над головой рекламные щиты, то понимаю, что есть ещё люди в этом мире, достойные звания человека. Не все выродились, превратившись в тупые стада шевелящегося мяса, потребности которого так легко удовлетворить. Толпа хочет хлеба и зрелищ. Дай ей это, и ты станешь императором. А что есть у императора? Деньги? Власть? Слава? Всё это ерунда. Неуязвимость — единственное, что чего-то стоит. Стоять на вершине, вне законов, вне морали, даже вне нравственности — вот достойная мечта! Я осознал это, взглянув на землю со склона Эльбруса. Одиночество и свободна от всего, недосягаемость и полный покой — вот какие чувства охватили меня в тот памятный миг. И я захотел унести их с собой, сохранить навсегда. Но, к сожалению, это невозможно. Поэтому придётся возвести свой собственный Эльбрус здесь, в виртуальности.

После рекламного агентства я заезжаю в редакцию газеты, чтобы заказать статью о строящемся заводе, который наводнит мир мутантами. Рекламные кампании лучше начинать заранее и действовать с разных концов.

Покончив с делами, я бросаю взгляд на часы: они показывают начало седьмого. Отправляюсь домой к Шпигелю, надеясь успеть к ужину.

«Бэнтли» доставляет меня вовремя. Поднявшись к себе, сбрасываю одежду и залезаю под душ. Пока вода смывает с моего тела пот, я выхожу из виртуальности: перед предстоящим ужином не мешает подкрепиться по-настоящему.

Сняв шлем, выбираюсь из комбинезона и отправляюсь на кухню. Съев пару бутербродов с сыром и копчёной колбасой, выпиваю кружку кофе и возвращаюсь в виртуальность, где моё тело послушно стоит под тёплыми струями.

Выйдя из ванной, приглаживаю волосы, надеваю новые брюки и чистую рубашку и спускаюсь в столовую.

Кроме Марны, все в сборе. Завидев меня, Этна кивает в знак приветствия и начинает разливать суп. Половник она держит двумя пальцами, забавно оттопырив мизинец.

— Добрый вечер, герр Кармин, — Шпигель протягивает мне сухую ладонь. — Как продвигаются дела?

— Отлично. Хотелось бы завтра наведаться на фабрику, посмотреть, что и как.

— Хорошо, во сколько вас ждать? — Шпигель повязывает салфетку и берёт в руки столовые приборы, желая показать, что о делах на сегодня лучше забыть.

Такие, как он, потихоньку обкрадывают своих боссов и копят чужие деньги, а потом их кости гниют на дне грязных сточных каналов, притянутые к илистому дну бетонным блоком.

— Думаю, часам к одиннадцати, — отвечаю я. — Глеб завтра работает?

— Да, герр Луцин присутствует на строительстве с десяти до шести.

— Значит, договорились.

Шпигель кивает, и мы принимаемся за еду. Марна так и не показывается. Становится ясно, что сегодня к ужину она не выйдет.

— Где ваша дочь, если не секрет? — спрашиваю я во время перемены блюд.

— Марна приболела, — отвечает Этна, накладывая мне жаркое с грибами. — Лежит у себя в комнате и не хочет спускаться. Я отнесла ей ужин наверх.

Марна красива. Не знаю, чью внешность она взяла в качестве модели — в любом случае, не прогадала. Почему-то я уверен, что дочь Шпигеля — не симулятор. Хотя… Можно, конечно, спросить у немца, но в виртуальности это не принято. Членов семьи и друзей в таком ключе не обсуждают.

Чем же Марна больна? Ещё недавно она выглядела вполне здоровой. Нужно зайти к ней и узнать, насколько серьёзен недуг, и не требуется ли помощь. Красота, пусть даже виртуальная, нуждается в заботе, её следует ценить и беречь как редкость — как то, что нельзя восполнить.

Не странно ли, что почти все понятия, созданные культурой, имеют свои отражения, свои противоположности? Например, красота — не абсолютный канон, а текучий, постоянно меняющийся набор черт, порой совершенно неуловимый и необъяснимый. Бывает, то, что прежде считалось уродством, становится красотой, и наоборот. К счастью, виртуальность позволяет следовать этой капризной моде.