17
Пока остальные ожидали в приемной, королева в сопровождении служанок вернулась в свои покои, чтобы переодеться. Костюм, который она выбрала в этот раз, красноречиво представлял ее статус правителя Набу. Ее величество появилась в алой бархатной мантии с широкими наплечниками, отделанной золотым сутажом и тиснеными розетками. Волосы оплетали два массивных, опущенных вниз рога с кисточками на концах, а по центру красовался медальон из кованого золота. Наряд и головной убор подчеркивали власть и величие. Амидала казалась изумленному мальчику и гунгану божеством, сошедшим с небес к простым смертным. Королева, отстраненная и недоступная, была исполнена холодной грации и поражала сказочной красотой.
Эртае и Рабе, закутанные в алые накидки, плавно скользили вслед за госпожой. Энакин поискал глазами Падме и вновь не нашел ее.
– Пожалуйста, ведите нас, – обратилась королева к Палпатину и сделала знак мальчику, гунгану и капитану Панаке следовать за ними.
Они покинули резиденцию сенатора и миновали несколько коридоров, ведущих к соседним зданиям. На пути им встречались в основном пустые залы и лишь изредка – караулы республиканских гвардейцев, так что до места назначения делегация добралась без происшествий. Энакин с восхищением взирал на высокие потолки и окна в пол, на городской пейзаж снаружи и размышлял о том, как бы ему жилось на Корусанте.
Когда делегация добралась до Сената, все прошлые виденные им на планете чудеса в один миг забылись.
Круглая просторная палата со множеством уровней, соединенных лесенками и переходами, напоминала арену. В центре высилась тонкая колонна, поддерживающая платформу Верховного канцлера – полузакрытую ложу, где сейчас находились сам Валорум, его заместитель и помощники. Вдоль гладких стен арены гнездились ложи сенаторов, и из каждой был выход на одну из многоярусных галерей. Одни ложи были закреплены на местах – в них слуги народа советовались со своими помощниками и беседовали с посетителями; другие же парили в воздухе. Когда сенатор получал право голоса, его платформа выплывала в центр арены, к подиуму Верховного канцлера, и оставалась там до конца выступления.
Энакину потребовалось пара секунд, чтобы понять, как здесь все устроено. Он шел вслед за королевой и Палпатином по переходу, ведущему к ложе сенатора Набу. С круглого потолка сверкающими лентами спадали длинные портьеры и знамена. Мягкий свет рассеивал полумрак помещения. По галереям деловито сновали дроиды, передавая сообщения от одной делегации к другой. Постоянное мельтешение их металлических корпусов придавало палате вид работающего заводского цеха.
– Если Торговая Федерация попытается отложить рассмотрение ходатайства, – увещевал Палпатин, наклонившись к самому уху королевы, – прошу вас потребовать завершить эту сессию и назначить выборы нового Верховного канцлера.
Амидала не оборачиваясь шла к ложе Набу.
– Мне бы вашу уверенность, сенатор, – ответила она тихо.
– Вы должны выдвинуть решительное требование, – настаивал сенатор. – Обещаю, нас многие поддержат. Это наш единственный шанс. – Он взглянул на подиум Валорума. – Иначе дело не сдвинется.
Шепот пронесся по залу, когда собравшиеся увидели у входа в ложу Набу королеву Амидалу – ее невозмутимое лицо, высоко поднятую голову, традиционные одежды, слегка колыхавшиеся при ходьбе. Если она и заметила ажиотаж вокруг себя, то не повела бровью. Взор королевы задержался на Палпатине.
– Вы уверены, что канцлер Валорум не поставит наш вопрос на голосование? – спросила она вполголоса.
Сенатор покачал головой. Высокий лоб прорезали морщины.
– Он растерян и испуган и ничем нам не поможет.
Рабе передала Энакину и Джа-Джа маленький портативный монитор и велела оставаться на галерее. Амидала тем временем прошла в сенатскую ложу вместе с Палпатином, служанками и Панакой. Мальчик поначалу расстроился, что его не взяли, но быстро утешился, поскольку монитор позволял видеть и слышать все, что происходило в ложе Набу.
– Джа-Джа, она будет просить помощи у Сената, – прошептал он взволнованно. – Как думаешь, они помогут?
Гунган потряс развесистыми ушами:
– Моя думай, все напрасно, Эни. Слишком много люди не согласись на одну вещь. Их говори, говори, и все без толку.