— Подкрепись на сон грядущий, — предложил Ване Полундра, кивком головы показывая на цибарку, наполненную самогоном, и подавая ему только что осушенную сахарницу.
— Спасибо, я не пью, — наотрез отказался Ваня. И тут же, решившись, добавил: — Утро вечера мудренее, я остаюсь здесь до утра и утром дам вам ответ.
— Воля твоя, я не сильничаю, — повторил Полундра. Он осушил еще одну сахарницу и как будто совсем забыл о мальчике.
Ваню не оставляло щемящее и чем-то приятное чувство опасности. Что-то недоступное, сильное, бесшабашное было в Контуженом-Полундре и его вольнице. В городе голод, неописуемая нищета, а Контуженый бесстыдно, как атаман, развалился на дорогом буржуйском ковре, и у ног его — кучи денег.
И его железная власть над людьми! По всему судя, Полундра в катакомбах может казнить и миловать. Откуда эта власть? Почему так покорно подчиняются ему десятки сильных, молодых, здоровых мужчин, каждый из которых способен убить его ударом кулака? Похоже, и он, как Ванька Пятисотский, может приказать кому-нибудь убить мать, и тот не моргнув глазом — убьет!
Что-то непостижимое, неизведанное царило в этом мире, в который он, как в холодную реку, бултыхнулся с разгона. Одно успокаивало — он мог поплавать, но мог и выкарабкаться на берег. Еще ничто не связывало его по рукам. Вспомнились рассказы Максима Горького о босяках. Может быть, он тоже сможет написать обо всем увиденном сегодня — стихи или очерки.
Правильно он сделал, что решился переночевать в катакомбах. А там будет видно, как уйти.
Еще когда разговаривал с Полундрой, Ваня обратил внимание на рыжую высокую девушку, диковато державшуюся в стороне от подруг. Она пристально оглядела его, когда он вошел.
Ваня приблизился к девушке, спросил:
— Как зовут-то тебя?
— Чернавка.
— Пойдем побродим по катакомбам.
— Пойдем, — сразу согласилась девочка. — Не боишься?
— А чего мне бояться?
— Я, когда впервые попала сюда, очень боялась, а теперь ничего, привыкла. Мокрыми делами тут не занимаются. Здесь свои законы. Как в донецких шахтах — нельзя убивать, запрещено пырять друг друга ножом. Вероятно, потому, что в темноте, под землей, убить проще простого… Мне тут один мой клиент, бывший шахтер, рассказывал…
Клиент! Слово-то какое паршивое… Ваня страдальчески поморщился. У этой девушки, еще почти подростка, уже есть «клиенты»!
А Чернавка продолжала:
— Он рассказывал, что в шахтах есть неписаный закон, запрещающий убийства и драки. А один коногон, по фамилии Шубин, кого-то там убил, и теперь душа его, которую не пустили ни в рай, ни в ад, бродит неприкаянная по подземельям, печалуется и стонет, пугает молодых шахтеров.
Поддерживая друг друга, они прошли несколько подземных коридоров, ведущих, казалось, в самую глубь земли. То и дело встречались бледно освещенные светцами, угасающими от недостатка кислорода, ответвления, заменявшие людям жилье. Сюда никогда не проникал солнечный свет, и люди копошились здесь, как черви. Казалось, город придавил их всей тяжестью своих домов, и людям отсюда никогда не выбраться.
— Наши катакомбы чем-то напоминают пещеры Киево-Печерской лавры, — задумчиво сказала Чернавка.
ebooksa