Какой простор! Книга вторая: Бытие

22
18
20
22
24
26
28
30

— Мы уже достаточно взрослые, — обиженным баском напомнил Николай.

Выпив стакан лаю, Лифшиц высокомерно и небрежно принялся расспрашивать о знакомых ему горожанах. Память у него была прекрасная, и он помнил многих.

Он поинтересовался, как живет инженер Калганов, квартирует ли на прежнем месте.

Тон вопросов начдива не понравился Ване. Допытывается, будто сыщик, пытается разузнать о настроении интеллигентов.

Аксенов и Альтман собирались извиниться перед хозяевами и уйти, но Лифшиц вдруг обратился к ним:

— Ну, а как вы, ребята, думаете: можно в нашей отсталой, чумазой, мужицкой стране построить социализм?

«Вот оно, опять начинается», — подумал Ваня и сжал кулаки, словно готовясь к драке.

Альтман встал и, смело глядя в глаза начдива, сказал твердо:

— Можно!

— Вот как? — удивился старший Коробкин, салфеткой вытирая кончики пальцев.

— А вы как думаете? — вопросом на вопрос ответил Альтман, не спуская глаз с Лифшица.

— А я полагаю — нельзя. Все заводы в России, в том числе и ваш паровозный, не что иное, как государственно-капиталистические предприятия. Вот Тимофей Трофимович нэпман, и он согласен с нами, что нэп — это не что иное, как ничем не прикрытое отступление партии к капитализму…

Альтман, заикаясь от волнения, перебил Лифшица:

— Если вы затеяли этот разговор специально для нас, для меня и вот для Вани Аксенова, то совершенно зря. Мы презираем галиматью, которой вы отравляете людей, и никогда не станем вашими единомышленниками. — И обратился к товарищу за поддержкой: — Правильно я говорю, Ваня?

— Мы комсомольцы, и нам не к лицу слушать контрреволюционные разговоры. Пошли, — сказал Ваня. Мысленно он унижал Лифшица, срывал с него все знаки достоинства, но сказать вслух то, что думал, не решался. Не мог обидеть человека.

— Вы еще цыплята и многое не разумеете. Лев Давыдович… — начал Лифшиц, но Альтман снова перебил его:

— Мы все это уже слышали от вас какой-нибудь час назад на открытом партийном собрании, в трамвайном депо. Мы видели, как рабочие, невзирая на ваш орден и командирские знаки, вышвырнули вас вон. Я, я тоже свистел и кричал: «Долой!» Вы не узнали меня. Да и как вам было узнать, когда кричали все до одного. Пятьсот человек освистали вашу оппозицию. Вы повсюду ищете единомышленников, не нашли их в рабочей среде — и вот пришли сюда, к торговцам, к нэпманам, к тем, кто все покупает и продает, не считаясь ни с совестью, ни с честью, ни с революцией. Эти-то, разумеется, поддержат вас, они надежные союзники! — Альтман нервничал, миловидное лицо его исказилось, покрылось красными пятнами.

Хозяин дома, досадливо сморщив лицо, кусал губы, хозяйка сконфуженно улыбалась, Светличный злорадно ждал, не дойдет ли дело до драки, и, не замечая этого, сильными пальцами гнул чайную серебряную ложку. Лифшиц был явно смущен откровенной враждебностью рабочих парней.

Что-то вроде жалости шевельнулось в Альтмане к этому свихнувшемуся человеку. Он с внутренней болью выкрикнул ему в лицо:

— Подумайте, куда вы скатились. Опомнитесь!