Фрунзе. Том 5. Proxy bellum

22
18
20
22
24
26
28
30

Оттого и буксовала привычная уже английская да французская истерика, которые в своем обыкновении раздували с XIX века. Союз же этим делом заниматься и не пытался. Зачем? Клеймить в чем-то противников глупо во время войны. Ну поорешь. Ну покидаешься фекалиями. Но потом ведь война закончится. А ничто не может идти вечно. И ты пойдешь с этими противниками торговать или еще как-то сотрудничать. С теми самыми, кого ты совсем недавно клеймил и смешивал с грязью. И как ты после этого будешь выглядеть? Правильно. Глупо. Очень глупо. Как дерьмо. А репутация такая штука, что ее легко потерять и сложно заработать.

Расчеловечивать врага и нагнетать имеет смысл только в двух случаях. Или ты понимаешь, что «потом» для тебя не будет и, проигрывая ты пытаешься как можно сильнее хлопнуть дверью. То есть, «уходя гасите всех». Или идет тотальная война на уничтожение тебя, и тебе нужно мобилизовать все что только можно. Во всех остальных случаях — это тупик. Более того — прекрасный способ самому себе подложить свинью… грязную, вонючую свинью…

И в данном случае не было ни того, ни другого.

Да, англичане и французы хотели провести государственный переворот в Союзе. С тем, чтобы свергнуть Фрунзе. Да, они стремились к расколу и ослаблению страны. Но в этом цель войны мало чем отличалась от аналогичной войны между Вилларибо и Виллабаджо в каком-нибудь 16 или 18 веках. И никто не хотел именно что физического уничтожения населения для освобождения так сказать жизненного пространства. Из-за чего подобные войны и не носили характера явного и системного ожесточения. Во всяком случае — несравнимо ни с первой, ни со второй Мировыми войнами.

И это хорошо. И это правильно.

Почему?

Так ведь война — это продолжение политики иными средствами. А политика — это искусство управления. Управление чем? Правильно, хозяйством. То есть, экономикой. Вот и получается, что война — это просто акт хозяйственной деятельности. Конечно, если ты дурак или под веществами, то да, можешь увлекаться всякими глупостями. Но вообще то война — это способ решения хозяйственных задач силовым путем. Не больше и не меньше.

И Фрунзе это понимал отчетливо.

Поэтому и не стремился раздувать пустую волну всеобщей истерии и ненависти, хотя и мог. Дурное дело, как известно, то нехитрое. Другой вопрос, что ударить по тылам неприятеля через дискредитацию личностей в администрации было и интересно, и полезно, и выгодно.

Ради чего этот процесс и затевался.

Михаил Васильевич мог давно закрыть всю эту историю, просто проведя всех задержанных через закрытые слушания. И тихо расстреляв. Ибо было за что. А приличную часть мог бы и по несколько раз расстрелять, если бы в реальности существовали некроманты и осужденных можно было воскрешать после казни.

Но нет.

Он не спешил.

И расследование продолжалось.

Дела росли.

Дела срастались-объединялись. И формировались в нечто поистине грандиозное…

И вот — первый день публичного слушания. В зале суда масса журналистов со всего света. Идет запись на кинопленку. Идет радиовещание. Прямое.

Причем не только на территорию Союза, но и за его пределы.

Зачем?

Никто пока не знает, но тот же Муссолини наготове. Он понимает — Фрунзе не пойдет на такой шаг, если ничего не задумал. В Париже и Лондоне — тоже напряжены…