Фрунзе. Том 5. Proxy bellum

22
18
20
22
24
26
28
30

Троцкий выслушал приговор. Побледнел. Пошатнулся. Но устоял на ногах и не рухнул на лавку…

— … признать виновным! — также громко прозвучал приговор Тухачевскому.

— … признать виновным! — завершился приговор остальным. Включая тех, кто уже был покойником. Так, среди прочего, осудили Свердлова и ряд других деятелей. Не трогали только Джугашвили по личной просьбе Фрунзе. Сказывался определенный пиетет к Сталину, который сдерживал Михаила Васильевича от ликвидации своего противника. Что было бы и логично, и правильно. Но… не мог Фрунзе переступить через тот насквозь мифологизированный образ, созданный и вбитый в его сознание. Ни сейчас, ни тогда.

— Торжествуешь? — хриплым, нервным голосом спросил Троцкий, когда к его камере подошел Фрунзе. — Пришел поглумиться?

— Просто посмотреть в глаза.

— И что ты там видишь?

— Страх. Ты ведь боишься смерти. Стольких убил, а сам боишься.

— Любой человек ее боится и не спешит приблизить.

— Тухачевский стойко принял приговор. И Ворошилов. И многие другие. А тебя вон — трясет как осинку.

— Когда?

— Когда тебя повесят?

— Да. Скорее бы.

— Сначала по законам Советского Союза ты будешь вправе подать апелляцию. И мы подождем. Потом еще что-то придумаем. И камеру тебе дадим такую, чтобы ты видел казни других.

— Зачем? — скривился Лев Давыдович.

— А то ты не знаешь?

— Не знаю. Мы ведь могли бы договориться. Зачем все это? Столько прошли вместе… и теперь… я не понимаю…

— Договориться?! После того, как ты меня подставил в Крыму? После того, как ты меня подставил на Украине? О нет. Мы с тобой ни о чем договориться бы не смогли.

— Но мы не могли оставить их в живых!

— Кто знает? — пожал плечами Фрунзе. — Во всяком случае ты все сделал так, чтобы я оказался в глазах общественности человеком, который не держит свое слово. Это был прямой удар по репутации. Нетрудно догадаться, что таким образом ты меня пытался задвинуть. А то слишком много популярности и влияния набрал. Не так ли?

— Ничего подобного!