Фрунзе. Том 5. Proxy bellum

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не надо. Чтобы ты не задумал — не надо.

— Неужели ты больше не хочешь избежать виселицы?

— Нет. Прошу. Пусть меня повесят. Просто повесят.

Михаил Васильевич ничего не ответил.

Лишь многообещающе улыбнулся и ушел. А через день осужденных повели на процедуру проверки. Крайне неожиданную. Собрав целую комиссию от патриархата РПУ во главе с патриархом. И переодев в чистую, единообразную одежду заключенных. Ну… относительно чистую. Во всяком случае пропитку этой одежде сделали правильную. И когда на проверку на самых значимых осужденных начали брызгать святой водой, произошло чудо… самовозгорания. Как тогда. Когда вспыхивали упыри. Прямо при всем честном народе…

И Троцкий в этой плеяде шел далеко не первым. Одним из последних, чтобы как можно больше натерпеться страха. Чтобы видеть, как-то один, то другой вспыхивали и сгорали заживо. Но не подряд, а совершено спорадически. Непредсказуемо. Разве что всех, кто вспыхивал, объединяла тяжесть совершенных злодеяний. Которые не искупить и несколькими казнями, если бы таковые было можно провести, воскрешая убитого.

Загоревшихся не тушили.

Их сразу палками оттесняли в сторону, в специальный загон, давая в полной мере насладить всей гаммой чувств от сгорания живьем.

И с каждым шагом Лев Давидович бледнел все сильнее и сильнее, хотя давно уже было некуда. Итак, как полотно. Ибо понимал, что его ждет. Надеялся на то, что пронесет. И его мозг отказывался понимать и принимать происходящее. От святой воды люди не загораются. Это невозможно. Это безумие! Бред! Сказки! Абсурд!

Но они вспыхивали!

И все его существо охватывал ужас. Ибо он вспоминал, как о своих делах, так и увлечениях кабалистикой. И не только. Вдруг это как-то аукнется? Или… может… что-то еще? И ту улыбку Фрунзе. Тот ведь явно что-то знал и устроил это все не просто так…

Страх и сомнения терзали его тем сильнее, чем ближе он был к этой проверке. А тут еще и странная прохлада. Пасмурный день. Раннее утро. Не вспотеешь. Скорее даже зябко…

Вот в мегафон объявили его имя. Не псевдоним, а как его по-настоящему звали.

Вот священник опустил венчик в чашу со святой водой.

— Нет! Не надо! — не выдержав, закричал Троцкий, попытавшийся дернуться.

Но тот умелым взмахом осенил его крестным знамением.

И…

Одежда на нем вспыхнула удивительно горячим пламенем.

Его охватила боль. БОЛЬ! От ощущения сгорания кожи на большей части тела.

И он истошно заорал голосом полным ужаса…