Фрунзе. Том 5. Proxy bellum

22
18
20
22
24
26
28
30

Секунду спустя сотрудники умелыми движениями с помощью палок оттеснили его в сторону. Туда — на площадку с горящими и сгоревшими. Но ему было уже все равно. Он уже не соображал. Все его тело охватило огнем. Волосы с треском и вонью испарились, да и от одежды ничего не осталось — сгорела удивительно быстро. А он сам упал и начал кататься по земле. Но горело уже тело. Занялся от высокой температуры подкожный жир…

И за всем за этим наблюдал стадион. Целый стадион зрителей, пришедших сюда ради любопытства. Слухи про упырей давно ходили. Но тут… вот… появилась возможность лицезреть это своими глазами.

Расстояние было достаточно далеким. Поэтому особых деталей не разглядеть. И все, что им удавалось наблюдать, это то, как некоторые люди, вспыхивали от воды, освещенной в их присутствии. Очень немногие. И выглядело это на удивление натурально… и страшно…

Еще более страшным выглядело то, как ловко с ними управлялись сотрудники органов государственной безопасности. Как отталкивали в сторону. Как давали погореть-поорать. А потом ловко тушили тела из огнетушителя, когда те прекращали дергаться. И также ловко вбивали им в сердца деревянные колья.

— Осиновые! — со знанием дела произносили некоторые обыватели. Хотя также, как и другие могли лишь гадать. — Чтобы не восстал!..

Часть 2. Глава 5

1931, июль, 13. София

— Приветствую, — произнес Фрунзе, протянув руку.

Филипп Петен ответил, как словом, так и рукопожатием.

Причем без лишней натянутости.

Он смотрел на своего собеседника совсем иначе, нежели бы это было раньше. После Ливонской кампании и недавнего судебного процесса поводов недооценивать правителя Советского Союза у лидера Франции не было. Скорее наоборот.

— Прошу, — махнул рукой Михаил Васильевич, приглашая француза к небольшому импровизированному пикнику. — В нашей жизни так много работы, что было бы преступно терять шансы на хоть какое-то развлечение.

— Пожалуй, — согласился Петен, едва заметно улыбнувшись. — Вы, я так понимаю, хотите договориться.

— Договориться? О нет. Мы просто посидим. Выпьем вина. Скушаем что-то вкусное. Поговорим. И возьмем паузу. И если, хорошенько поразмыслив, у нас появится желание, то уже потом — да — можно будет договариваться.

— Не хотите спешить?

— Вы понимаете… с одной стороны время работает на меня. Но даже если это было бы не так, то я уже имел неудовольствие договариваться с теми, кто этого не желает. Сразу после Польской кампании я пришел к ряду договоренностей с послами Франции и Великобритании. Не удивлюсь, если вы о них даже не в курсе. Ибо ни Париж, ни Лондон даже не пытались соблюдать их. Взять хотя бы войска в Ливонии или Финляндии. Это прямое нарушение договоренностей. И допустить, чтобы эти территории были хотя бы нейтральными, не говоря уже о враждебности — значит поступиться нашими национальными интересами. О чем я и ему говорил, найдя полное понимание. Но мы ведь с вами видим, что посол уверив меня в том, что Париж станет соблюдать интересы Москвы, оказался не более чем пустомелей. Не так ли?

Петен промолчал, но по его выражению лица стало ясно — он в курсе.

— И вот теперь представьте. Я снова сажусь и о чем-то договариваюсь. Теперь уже с вами. Да, вы не посол, вы серьезный человек. Но как это будет выглядеть? Какой смысл договариваться с теми, кто не соблюдает свои слова?

— Понимаю, — согласился Филипп, кивнув.

— Вероятно не понимаете. Поясню. У меня, как и у вас, есть определенные обязательства перед моим народом. И оказавшись вновь в ситуации, когда нами так пренебрегли, нам придется развернуть определенные действия. Военно-технического характера. Ибо спускать публичные оскорбления — верная дорога на свалку истории. Не так ли?