«Иди…» — ответили ему те, чьи души он в себе носил.
Рик подхватил кусок туши побольше, перевернул посох со спины себе на грудь.
«Рик, может, посох лучше оставить?.. Вдруг «зеркальце» повредит кристаллы. А если все пройдет хорошо, ты просто заберешь их чуть позже. Ну а если нет… Будет уже неважно.»
Поколебавшись, он снял с себя посох, ласково коснувшись навершия на прощанье, прихватил с собой кусок собачьей туши и направился в пещеру.
Сердце билось так сильно, что звуки его ударов отдавались в ушах. На лбу и висках выступил липкий пот. Холодная дрожь пробежала по спине. Рик стоял на самом краю, стараясь почти не дышать: еще никогда он видел «ведьмино зеркальце» так близко.
Озерная гладь сияла сказочной чистотой, как будто озеро в садах предков. Может быть, жерло, открывающееся в нем — это вход в их чертог?.. И где-то там он обнимет мать, сестер, племянников, верного Та-Ши, других друзей и соратников, Алонзо… Где-то там он сможет сказать Вигге все то, что не имел возможности сказать здесь, в мире живых. И там он сможет отыскать Фидо и остальных покойных членов Совета… Но эти мысли вытеснили образы живых. Тех, чья жизнь оказалась тесно связана с его собственной. И от этих мыслей захотелось кричать…
Тогда Рик вдруг понял, что не испытывает прежней пронзительной тоски при мысли об умерших. Только ноющую боль под сердцем, как будто старая рана наконец затянулась. А старые раны не болят, когда свежие кровоточат.
— Мы должны выжить, — твердо проговорил Рик.
Решительно швырнув кусок собачьей плоти, он весь подобрался, приготовившись к прыжку. Пасть чудовищной ловушки разверзлась, поглощая добычу — и Рик, как можно сильней оттолкнувшись ногами от каменной ступени, бросился в самую середину воронки.
И в это мгновение мир погас…
Глава 3. Кровь и песок. Часть 1
Осознание происходящего и своего собственного тела к Рику вернулось в то мгновение, когда он очутился в ледяной воде горного озера. Рванувшись всем телом к поверхности, он шумно и жадно вдохнул воздух ртом — и устремился к каменному берегу, благо озерцо было хоть и довольно глубокое, но маленькое.
«Рик, мы смогли! Ты молодец! Рик!» — радостно кричала Рут. Он не мог ей ничего ответить: из-за купания в ледяной воде его так скрутило, что зуб на зуб не попадал не только физически, но мысленно. С его волос и одежды текли ручьи, оставляя после себя темные разводы. Тяжело дыша и дрожа всем телом, Рик опустился на один из лежавших возле озера камней, осматривая галерею, но ничего нового не находил. Неужели не сработало?.. Или нужно опять вернуться к «ведьмину зеркальцу»?.. Трясущимися руками Рик стащил с себя кафтан и рубаху, сбросил наполнившиеся водой сапоги — в пещере было довольно прохладно, но в мокрой одежде вообще никогда не согреешься, а когда руки и ноги пляшут сами по себе, сложно думать о чем-то серьезном. Он решительно поднялся, собираясь энергичной разминкой разогнать кровь по телу.
Вдруг пол под ногами покачнулся. Краем глаза Рик видел, как от изображения огненной птицы в разные стороны полыхнули ярко-красные лучи, а все остальные начертания погасли. Видел — но не мог в ту сторону даже голову повернуть, охваченный параличом. Испуганный шепот Рут внутри становился все неразборчивей и тише. Острая боль от плеча медленно перетекла в грудь и обожгла спину чуть ниже лопатки. Стиснув зубы, Рик пытался сопротивляться. Обернуться, пошевелиться, закричать — или хотя бы моргнуть…
Все красные лучи теперь были устремлены на него. В воздухе остро запахло пустыней — ее приливами, грозой, ее гневом и ненасытной жаждой. А из щелей и проемов в пещеру один за другим начали входить воины в черных одеждах и с пыльниками на лицах — человек пятнадцать, не меньше. Окружив Рика, все они, как один, прижали правую руку к груди, и под своды полетел протяжный речитатив, все нарастая с каждым новым тактом:
Горы, убежище путникам являющие,
Горы, силу матери-пустыни питающие,
Горы, от зимних ветров ограждающие,
Горы, три мира в один соединяющие…
Обернуться бы! Выхватить меч у ближайшего ахъята, обагрить кровью камни у своих ног… Гулкое утробное рычание вырвалось из груди Рика, но больше ничего он поделать не мог. А воины в черном продолжали: