— Умираю! Помогите!..
Будильник не подвел их, зазвонил громко, призывно, разбудил в назначенный час. В ту же секунду щелкнул выключатель, зажглась лампочка-ночник, и Федор первый вскочил с кровати. Взял продолжавший звонить будильник, поднес к уху жены.
— «Не спи, вставай, кудрявая!»
Она оттолкнула мужа рукой, натянула на голову одеяло.
— Заткни его, Федька. Перестань!
— За что голосуем: кофе или чай? — громко спросил Федор.
— Кофе! Ко-фе! — крикнула Вера.
За окном еще висела густая темнота, но в соседних домах уже зажигались огни, из подъездов выходили люди, торопились на работу.
В морозном тумане, как масляные пятна, расплывались разноцветные огоньки трамваев и автобусов, где-то лязгали звонки, визжали тормоза. Под ногами торопливо идущих людей скрипел снег.
6
В то раннее утро на окраине, в Заречье, у трамвайного кольца, в большом бревенчатом доме, в просторной комнате за широким столом завтракала семья Шкуратовых. Мать, Мария Емельяновна, женщина в солидных годах, но еще крепкая и сильная, разливала кофе, подвигала еду то одному, то другому работнику.
— Ешь, сынок… Возьми шанежку, доченька.
— Горячо, мама.
— Прямо со сковородки. А ты, Катенька, не спеши, успеешь.
— Вчера чуть не опоздала.
— Ты иди с Олей; ее ухажер, Степка Аринушкин, небось уже ждет с «Москвичом», и тебя подбросят.
— Вот еще выдумали! — вспыхнула Оля, восемнадцатилетняя дочь, самая молодая в этом доме. — Без «Москвича» обойдусь, пускай не воображает, что на его богатство позарилась.
— С милым и в шалаше рай! — сказал ее брат Николай и засмеялся. — «Ничего мне на свете не надо, только видеть тебя, милый мой»?
Оля вспыхнула, сердито взглянула на брата!
— Помолчал бы, полундра.