В те холодные дни

22
18
20
22
24
26
28
30

— Умираю! Помогите!..

Будильник не подвел их, зазвонил громко, призывно, разбудил в назначенный час. В ту же секунду щелкнул выключатель, зажглась лампочка-ночник, и Федор первый вскочил с кровати. Взял продолжавший звонить будильник, поднес к уху жены.

— «Не спи, вставай, кудрявая!»

Она оттолкнула мужа рукой, натянула на голову одеяло.

— Заткни его, Федька. Перестань!

— За что голосуем: кофе или чай? — громко спросил Федор.

— Кофе! Ко-фе! — крикнула Вера.

За окном еще висела густая темнота, но в соседних домах уже зажигались огни, из подъездов выходили люди, торопились на работу.

В морозном тумане, как масляные пятна, расплывались разноцветные огоньки трамваев и автобусов, где-то лязгали звонки, визжали тормоза. Под ногами торопливо идущих людей скрипел снег.

6

В то раннее утро на окраине, в Заречье, у трамвайного кольца, в большом бревенчатом доме, в просторной комнате за широким столом завтракала семья Шкуратовых. Мать, Мария Емельяновна, женщина в солидных годах, но еще крепкая и сильная, разливала кофе, подвигала еду то одному, то другому работнику.

— Ешь, сынок… Возьми шанежку, доченька.

— Горячо, мама.

— Прямо со сковородки. А ты, Катенька, не спеши, успеешь.

— Вчера чуть не опоздала.

— Ты иди с Олей; ее ухажер, Степка Аринушкин, небось уже ждет с «Москвичом», и тебя подбросят.

— Вот еще выдумали! — вспыхнула Оля, восемнадцатилетняя дочь, самая молодая в этом доме. — Без «Москвича» обойдусь, пускай не воображает, что на его богатство позарилась.

— С милым и в шалаше рай! — сказал ее брат Николай и засмеялся. — «Ничего мне на свете не надо, только видеть тебя, милый мой»?

Оля вспыхнула, сердито взглянула на брата!

— Помолчал бы, полундра.