— Такси! — крикнула Надежда Ивановна проезжающему таксисту. — Остановитесь, пожалуйста.
Машина резко затормозила.
Через полчаса они уже были в кабинете Людмилы Васильевны.
Тут же был и Григорий Романович.
Семерихин говорил прерывистым голосом, не скрывая своего глубокого волнения.
— Я устал от проблем. Каждый день, на каждом шагу проблемы. Я согласен.
— Это окончательное слово? — спросила Людмила Васильевна.
— Если бы у меня был другой выход! — вздохнул Семерихин.
— И вы не сомневайтесь, — успокаивающим тоном сказала Надежда Ивановна. — Юрочка у нас будет роднее родного сына.
Семерихин отвернулся к стене, видимо, ему было тяжело продолжать разговор. Он подошел к столу, слегка отодвинул занавеску, выглянул во двор, где недавно видел сына. На дворе никого не было. Он опустил занавеску.
— Можно еще раз взглянуть на сына? — спросил он Людмилу Васильевну.
Людмила Васильевна посмотрела на Григория Романовича, который уже готов был исполнить ее приказание.
— Только не сегодня, — сказала она. — Может быть, вы увидите Юру. Мы подумаем.
Семерихин в растерянности стал прощаться.
— Извините, конечно. Прощайте.
Надежда Ивановна провожала Семерихина тревожным взглядом, боялась, что он неожиданно переменит свое решение. Но Семерихин как-то особенно посмотрел на нее и ушел.
Людмила Васильевна молча стояла у окна. Она смотрела, как Семерихин вышел во двор, оглянулся по сторонам, постоял у того места, где видел сына, и нерешительно пошел к проходной.
Григорий Романович подошел к Надежде Ивановне, ободряюще сказал ей:
— Вот и разрешился вопрос, в вашу пользу.
Она молча кивала головой, одновременно выражая на лице и свою радость и сострадание к Семерихину, который ушел с большим горем в душе.