Шум ветра

22
18
20
22
24
26
28
30

— Может, из этих записок поймете, чем кончилась наша история.

— Ваша? — спросил Березов с удивлением.

— Прочтите записки и все поймете, — сказала она. — Будьте здоровы, товарищ.

Тогда еще, в поезде, Березов мельком прочел записки и, кажется, не уловил особой связи с тем, что рассказывала попутчица, сложил все обратно в конверт и спрятал в портфель.

Теперь же он вспомнил про злополучный конверт, стал рыться в бумагах, нашел его вместе с другим синим конвертом, принялся внимательно читать и перечитывать записки.

Записей было немного. Листок из тетради. Две бумажки в синем конверте. Какие-то отрывочные записи карандашом на бланке для рецептов, две-три фразы, написанные на конфетной обертке. Все постепенно логически выстраивалось в одну линию.

На листке, вырванном из тетради, торопливо было написано карандашом:

«Бабаня, я побежал отвозить К. в роддом. Тетка Варвара на вокзале, помогать некому. Не вернусь, пока не узнаю, кто родится. Зайду к матери. Сережа».

Обратная сторона листка была исписана аккуратным мелким почерком, очевидно это была рука Катюши.

«Лучшая пища для младенца — молоко матери. В рацион матери должны входить сырые и вареные овощи, а также и фрукты. Из этих продуктов в материнское молоко войдут витамины и питательные вещества, необходимые младенцу. Кормить младенца удобнее, сидя на стуле так, чтобы была опора для спины и поясницы. Когда ребенка прикладывают к левой груди, под левую ногу ставят скамеечку, когда же к правой — скамеечку ставят под правую ногу. Перед тем как кормить малыша, надо перепеленать его и прочистить носик».

Этот листок лежал в синем конверте, на котором было написано: «Передать Марии Ивановне, проживающей в доме Пушкина». В этом же конверте лежала и другая бумажка, видимо какой-то больничный бланк, неосторожно примятый, исписанный крупными буквами. Почерк был тот же, что и на конверте, рука так же нетвердо держала перо, буквы прыгали то вверх, то вниз, и в некоторых словах были недописаны окончания. Надпись на конверте и записка на помятом бланке, несомненно, были написаны Катюшей в больнице перед родами.

«Если у меня родится сын, а я умру, назовите сына Александром. К.»

— Неужели с Катюшей случилось несчастье? — мелькнула тревожная мысль в голове Березова. — Но тогда бы рассказчица говорила совсем другим тоном. Видимо, все обошлось благополучно…

Доказательством этого была третья записка, найденная в конверте.

«Большое спасибо вам, дорогая Мария Ивановна, за все, что вы сделали и делаете для меня. Мне уже приносили мальчика, я кормила его грудью. Он весь сморщился и пищал от радости. Утром все наши девчонки толпились у окна, смотрели на своих мужей. Я тоже подошла и увидела Сережу. Когда вы склонились над моей постелью и погладили меня мягкой рукой, мне захотелось назвать вас мамой. Трудно произнести это слово, я решила написать, да, может быть, и записку не осмелюсь передать».

Больше ничего не было в синем конверте. И в других бумагах никаких следов истории про Катюшу.

Теперь ему стало ясно одно: Мария Ивановна была не кто иная, как сама рассказчица.

Сколько ни копался Березов в своих записях, ничего нового не мог он добавить к сказанному. Как же, в самом деле, узнать, чем закончилась эта история? Оставить все так и поставить точку? Или самому придумать конец? Нет, не годится ни то, ни другое. Раз эта повесть целиком взята из жизни, так пусть же сама жизнь и подскажет ее окончание.

И Березов решил непременно сойти с поезда и остановиться в тех местах, где жили герои повести. А разыскать их было совсем не трудно, у него в этом деле был надежный помощник — сам Александр Сергеевич Пушкин.

Березов предчувствовал, что ему удастся не только услышать окончание рассказа попутчицы, но и достоверно узнать, как сама жизнь довершила удивительную непридуманную повесть.