Темное искушение

— Ты же знаешь, что это моя работа.

Иван прилетел домой с моим папой после одной из его деловых поездок в Москву много лет назад. В то время мне было всего тринадцать, а он был на восемь лет старше меня, и я думала, что он самый красивый парень, которого я когда-либо видела. Я влюбилась в его акцент и очаровательно ограниченное знание Английского, и не могла бы смутить себя больше, следуя за ним по нашему просторному Испанскому колониальному дому.

А теперь он следовал за мной.

Одна рука покоилась в кармане брюк, а в другой он держал маленькую красную бархатную коробочку.

— От твоего отца.

Я долго смотрела на коробочку, прежде чем забрать ее у него и открыть. Голубые серьги в форме сердца. Папа всегда говорил, что я ношу свое сердце на рукаве. Камни были ненастоящими. Он знал, что я никогда не ношу ничего настоящего, не после просмотра «Кровавого алмаза»,[3]} будучи подростком.

Это не первый раз, когда он дарил подарок после того, как забывал о чем-то важном для меня. Разница состояла в том, что на этот раз я больше не могла отогнать это чувство, это зарождающееся подозрение.

— Надеюсь, ты ничего не вывихнул, — сказала я.

Иван бросил на меня вопросительный взгляд.

— Тяжелая работка копаться в отцовском запасном ящике с подарками.

Вздохнув, он провел рукой по своим светлым волосам.

— Ему не все равно, Мила.

— В последнее время он очень интересно это показывает.

— Он очень занят, — заметил Иван. — Ты знаешь об этом.

Я издала неопределенный звук. Мой папа, должно быть, занят больше, чем президент, чтобы объяснить, почему не показывался последние три месяца. Он пропустил два последних праздника, а теперь еще и мой двадцатый день рождения.

Каждый год мы отмечали мой день рождения за одним столом в одном и том же пятизвездочном ресторане. Папа обычно заказывал бифштекс. Я улыбалась Энрике, владельцу и шеф-повару, который принимал наши заказы лично с тех пор, как была ребенком, и меняла блюда отца на что-то полезное для сердца. Папа должен следить за уровнем холестерина в крови. Я переживала, он бы спорил. Но в конце концов он сдался.

Сегодня я просидела два часа с Иваном и моим безупречным отражением в фарфоровой тарелке. То есть до тех пор, пока юбилейная вечеринка за соседним столиком не взорвалась, разбив мою решимость золотым конфетти.

Иван болтал с официанткой в баре, когда я сбежала из ресторана и пробежала восемь километров до дома.

— Он никогда не уезжал на такой долгий срок, Иван… — мой голос дрогнул, прежде чем я сказала: — Что-то не так.

Как обычно, с его губ начали слетать все те же двусмысленные слова — очень занят, важная деловая сделка, бла-бла-бла. Я погрузилась в себя, смотря на одинокую чайку, парящую над водой. Я завидовала ее крыльям, смелости выпрыгнуть из гнезда, еще не зная, что она может летать. И вот я здесь, за золотыми воротами, заточенная поясом Dior и жаждой папиного одобрения.