Солнечная ночь

— Ты, дядя Артаваз, ждешь рассвета. Я сейчас пьян. Сколько тебе лет, дядя Артаваз?

Артаваз молчал.

— Тебя спрашиваю! Сколько тебе лет?

— Двести!

— Вот видишь, двести лет... Мне — двадцать. Сегодня день моего рождения! Тебе двести лет, и ты ждешь рассвета, а я... Почему ты смотришь на меня? Меня пугает рассвет. Понимаешь? Боюсь его! Понимаешь? Нет, нет, не понимаешь! Я боюсь рассвета, боюсь возвращения домой! Ты знаешь, почему? Не знаешь?

— Почему, парень, почему? — тихо спросил Артаваз, и глаза его наполнились слезами.

— Потому что дома меня ждет женщина. Она сидит на кровати в длинной белой сорочке и ждет меня. Чужая, чужая, совсем чужая женщина! Ты понимаешь, что значит чужая? Эта женщина — моя мать! Я не видел ее двенадцать лет! Теперь она ждет, чтобы я сказал ей «мама». А я не могу. Стесняюсь! Нет, не стесняюсь — боюсь! Не боюсь — отвык! Понял? — Артаваз кивнул. — Вот так...

Я выпил. Артаваз долго смотрел на меня, потом поднял свой стакан.

— Выпьем, Темо, за мать, которая двенадцать лет не видела сына, двенадцать лет ждала его, наконец все же разыскала свою плоть и назвала ее сыном. Выпьем за мать, которая ночью не спит не потому, что не хочет заснуть, а потому, что ей не спится, потому, что она ждет наступления утра... Выпьем за ночь, которая близится к концу!..

Артаваз осушил стакан до дна. Я взялся за бутылку. Артаваз прикрыл рукой мой стакан.

— Хватит!

Я поставил бутылку.

— Официант! — позвал Артаваз.

Подошел официант.

— Счет!

— Девяносто рублей, — выпалил официант, не моргнув глазом.

Артаваз бросил на стол сторублевку и встал.

— Спасибо! — улыбнулся официант.

— На здоровье, — кивнул ему Артаваз и стал надевать шубу.

...Зал был пуст. Уборщицы убирали со столов... Я был сильно пьян и, чтобы не упасть, ухватился за Артаваза. Он осторожно вывел меня по лестнице и прислонил к дереву.