Солнечная ночь

22
18
20
22
24
26
28
30

Мать закрыла лицо руками и немного успокоилась.

Я подошел к своей постели, оглянулся. Мать не двигалась. Тогда я быстро оделся и на цыпочках вышел из комнаты.

Я спустился по Варазис-Хеви, поднялся по тропинке, бегущей вдоль правого берега речки Верэ, и вышел к мосту с грифонами на парапете. Вокруг не было ни души. Лишь в крайнем окне четвертого этажа высотного дома горел свет, но и тот, словно завороженный моим взглядом, погас. Где-то за мостом Челюскинцев, возвещая об официальном наступлении ночи, протяжно свистнул милиционер. Потом он свистнул еще раз, теперь уже предупреждающе: дескать, не шалите, люди, — и снова наступила тишина. Тихо, убаюкивающе журчала Верэ, и я подумал, что, не будь этого приятного журчания, тишина не была бы столь полной.

Я пересек площадь, подошел к гастроному. Перед широкой дверью магазина на ступеньке каменной лестницы сидел закутанный в овчинную шубу ночной сторож. На коленях у него лежала одноствольная «централка». Сторож грел руки над тлевшими в ведре угольками. Я приблизился к сторожу. Он одним глазом, не поднимая головы, взглянул на меня.

— Холодно, дяденька? — спросил я.

— Жарко! — ответил он и принялся палкой перемешивать угли.

— Можно мне погреться?

— Нельзя!

— Почему?

— Не знаю! Нельзя, и все! — огрызнулся старик.

Я прошелся немного, потом остановился перед сторожем и снова спросил:

— Значит, нельзя, говоришь?

— Не я — устав говорит! — ответил он, поднимая голову.

— Ага, значит, устав?

— Что ты ко мне привязался, парень? Видишь, я на работе, ты навеселе. Пойди погуляй, мало тебе места?

— Да ничего я не навеселе! Просто разговариваю с гобой.

— Ну и отлично! А теперь проваливай!

Я прошелся и снова подошел к старику. Тогда он извлек из кармана свисток па длинном шнурке.

— Считаю до трех! Не уйдешь — свистну! — Сторож поднес свисток ко рту и надул щеки.

— Погоди, дядя, что с тобой? Вор я, что ли?