— Надо бы дно и бока выложить чем-нибудь, — продолжаю развивать конструкцию, — кожей, резиной, замшей… толщиной в полсантиметра.
Короче, конструкторская и самоделкинская мысль бьёт ключом. Дядя Валера снимает и зарисовывает в блокнот все размеры. У меня с Зиной одинаковые, у Ерохиных… тоже станут такими же. Братья дружно отказались от ранее предложенных ранцев. Родители поморщились, но одноразовый ширпотреб настолько дёшев, что лёгким недовольством всё и закончилось.
У Кати, — ну, а как же? — размер индивидуальный. У неё не ширпотреб, кожаный и вместительный, но всё-таки ранец, от которого она решила не отказываться.
Денег главному подрядчику явно не предлагаю, но вопрос провентилирую. Рублей триста с каждого недорого будет, заодно Ерохины отобьют деньги, потраченные на детей, пусть и мелочь, но приятная. Из всех троих, Кирсановых, Стрежневых и Колчиных, родная семья Колчиных самая сложная в вопросе выбивания денег из родителей.
Измеряем уложенные рядом книжки и пенал, укладываемся с запасом в сантиметр.
— Обивка ещё, переборка… — чешу затылок.
— Придётся тонкую, — решает старший Ерохин.
— Только когда сделаете, не заклеивайте окончательно. Принесите — посмотрим…
— Семь раз отмерь, один раз отрежь — написано в голове каждого столяра, — наставительно говорит дядя Валера.
Портфель будет делиться на две части, защищённую и обычную. В незащищённую планируется закидывать спортивную форму, сменную обувь, возможно, что-нить (вот привязалось березняковское) перекусить.
Мы уже отучились несколько дней и уже пишем в тетрадях всякие палочки и закорючки. В школе и дома. Теми самыми перьевыми ручками. Обычно у Зины собираемся, иногда Катя с нами. Она и дома может, но ей одной скучно. Сегодня мы уже всё сделали, но думаю, надо волюнтаристким способом увеличить нагрузку. Подумаю над этим.
Самое трудное при этом следить, чтобы все осанку соблюдали, не водили головой и носом в двух сантиметрах от тетради. Хоть к спинке стула их привязывай.
Сцена 5. 6 сентября, школа
Скептически оглядываю на доске результат своего многотрудья. Давненько не держал в руках мел, давненько не выписывал на доске хитрые формулы, давно вручную не складывал буковки родного алфавита в разные слова. Длинные и короткие, красивые и канцелярские, ругательные и нецензурные… неожиданно приходит мысль, которую позже додумаю.
На доске корявенькими, но вполне различимыми буквами написано: «Здравствуй, первый класс «В»». Мной написано. Испытывал соблазн щегольнуть и написать по-французски, но могучим усилием воли отринул недостойное позёрство. Могучему усилию помог один фактор: нумерация классов и параллелей во Франции настолько отличается от нашей, что неизбежно возникнет вопрос, откуда я могу это знать. Вроде 1 «В» «переведётся» так: 1r 3. Могут это нормальный первоклассник и даже его учительница понять? Сомневаюсь с огромной силой.
Мне надо эмансипироваться. Не буду же я бубнить вместе со всеми хором давно знакомые буковки и, старательно водя пальчиком по неимоверно крупным знакам, опять же хором выкрикивать «Мама мыла раму»!
И строгая Лилия неизбежно берёт меня на цугундер (прим. Надо Зину с этим словом ознакомить, хоть цензурное, но вкусное).
— ЛильНиколавна, все буквы знаю, читать умею, писать тоже. Вот почерк у меня не очень, поэтому и рисую палочки, крючочки…
Не верит. Велит прочитать что-нибудь. Открываю Азбуку на последней странице и медленно, но уверенно сообщаю классу название типографии, тираж, вид печати и прочее. Когда поднимаю глаза выше и открываю список редакторов, корректоров и консультантов, Лилия очухивается от шока и велит садиться. Но тут же вызывает к доске и велит написать приветственную строчку.
Пока она отвернувшись, довольно ловко и удачно рисую бестолковую рожицу, туловище овалом, ветки-руки и ветки-ноги. Шепчу классу: «Это Эдичка». Народ прекращает заунывные мантры «МА», «АМ» и прочие бе и ме, начинает веселиться. Много ли детям надо. Быстро стираю рожицу. Невинно гляжу на повернувшуюся Лилию, кроме неё юмора не улавливает только персонаж картины.
ebooksa