Врата Рима. Гибель царей

22
18
20
22
24
26
28
30

– Абсолютно, – удовлетворенно ответил Лепид.

Юлия интересовало, чего он хотел добиться этой перепалкой. Неужели легат рассчитывает подкопаться под Красса? Цезарь знал, что не сможет служить под началом подобного человека, сколь бы изворотлив и хитер он ни был. Помпей сделал опасное заявление. Если воины Лепида также преданы ему, как Юлию – солдаты Перворожденного, то Помпей сильно рискует. На его месте Цезарь приказал бы убить Лепида немедленно, а его легион с позором отослать обратно в Рим. Лучше потерять людей, чем идти в бой рядом с солдатами, которые могут совершить предательство.

– Мы выступаем через четыре дня, на рассвете, – объявил Помпей. – Я уже послал лазутчиков – они будут встречать нас по мере продвижения главных сил. Разработку тактики ведения боевых действий отложим до получения точных сведений о противнике. Все свободны. Трибун Цезарь, если можешь, задержись. Я хотел бы переговорить с тобой.

Лепид поднялся вместе с остальными легатами и, выходя из помещения, заговорил с двумя из них. Перед тем как их голоса смолкли, Юлий услышал, как он рассмеялся какой-то остроте, и заметил, что Помпей напрягся, сдерживая раздражение.

– Он – глаза и уши Катона в войске, – сказал сенатор, обращаясь к Крассу. – Будь уверен, Лепид подмечает все, чтобы по возвращении доложить кому нужно.

Красс пожал плечами:

– Так отошли его назад, в Рим. Я поставлю печать на твое решение, а мятежников мы легко разобьем и с семью легионами, без восьмого.

Помпей покачал головой:

– Возможно, но есть другие донесения, о которых я решил не упоминать. Юлий, это строго между нами, понимаешь? Не стоит распускать слухи по лагерю, поэтому я решил не говорить остальным, в особенности Лепиду. Армия рабов невероятно выросла. Мне докладывают, что их уже больше пятидесяти тысяч. Разорены сотни ферм и поместий. Для них нет пути назад, и сражаться мятежники будут отчаянно. Они знают, как мы наказываем беглых рабов, и без применения жесткой силы мятеж подавить не удастся. Думаю, нам потребуются все легионы, которыми мы располагаем…

Цезарь поднял брови.

– Мы не можем допустить, чтобы нас разбили, – произнес он.

Помпей нахмурился:

– Думаю, до этого не дойдет. Я бы ожидал, что они соберут силы и нападут первыми, но с ними женщины и дети, которым некуда будет деваться, если рабы потерпят поражение. Эти гладиаторы не раз уже добивались успеха, и теперь они нечто большее, чем просто сброд. – Он фыркнул. – Не покажись подобная мысль совершенно дикой, я бы предположил, что Катон надеется на наше поражение… но нет, это слишком даже для него. Рабы еще могут снова повернуть на юг, а от Аримина перед ними открывается вся страна. Их необходимо уничтожить, и для этого мне нужны хорошие военачальники, Цезарь.

– У меня под орлом Перворожденного более двух тысяч воинов, – ответил Юлий.

Он решил не говорить, что половина из них прислана Катоном, чтобы защитить его сына. Рений гонял их до изнеможения, но по сравнению с бывалыми легионерами они все еще оставались новобранцами. Цезарь размышлял, сколько из них ждут подходящего момента, чтобы всадить ему нож в спину. Подобные люди не вызывали доверия, несмотря на утверждение Рения, что он сделает из них настоящих солдат Перворожденного.

– Приятно слышать, что легион, носящий это имя, снова в походе. Даже не могу выразить, насколько приятно, – ответил Помпей, на мгновение просветлев лицом и неожиданно по-мальчишески улыбнувшись. Потом мрачное выражение, не сходившее с его лица со дня смерти дочери, снова затуманило глаза. – Я хочу, чтобы Перворожденный шел рядом с легионом Лепида. Я не верю людям, которым Катон платит деньги… Когда дойдет до боя, держись поближе к легату. Я доверю тебе любое важное дело. Думаю, ты станешь моим лучшим экстраординарием, Цезарь. Ты хорошо воевал в Греции. Воюй хорошо и за меня.

– Ты – мой командующий, – твердо сказал Юлий.

Он встретился глазами с Крассом, адресуя эти слова и ему. Надо будет рассказать о встрече Бруту.

Уходя в сопровождении солдат Перворожденного, Юлий чувствовал волнение и гордость. О нем не забыли, и Помпей не пожалеет об оказанном доверии.

Крякнув, раб вогнал в твердую землю мотыгу, расколов крупные белесые комья. С его лица капал пот, оставляя темные пятна в пыли, а плечи горели от напряжения. Сначала он не заметил появившегося рядом человека, потому что был слишком занят работой и невеселыми мыслями. Подняв мотыгу еще раз, он краем глаза отметил какое-то движение.