Даже во сне Гай ощутил идущее из его рук тепло. Струйки этого тепла растеклись в груди и собрались в легких, очищая их. Постепенно тепло переросло в почти болезненный жар. Кабера убрал руки и выпрямился, шумно и тяжело отдуваясь.
Гай снова открыл глаза. Слабость не позволяла двигаться, но ощущение колышущейся внутри жидкости исчезло. Он снова мог дышать.
– Что ты сделал?
– Полегчало? Придаток я вырезал удачно, но небольшая помощь тебе все-таки требовалась.
Старческое лицо прорезали глубокие морщины усталости, однако глаза в темных складках сияли по-прежнему ярко. Кабера снова положил ладонь на лоб больного.
– Кто ты? – прошептал Гай.
Старик пожал плечами:
– Я и сам все еще пытаюсь это понять. Был и нищим, и старостой деревни. Я вижу себя искателем истин и в каждом новом месте нахожу новую истину.
– Ты можешь помочь моей матери?
Гай закрыл глаза и услышал тихий вздох.
– Нет. Ее недуг кроется в рассудке или, может быть, в душе. Я немного помогаю страдающим телесной хворью, только и всего. Это проще. Мне жаль. А теперь спи. Настоящий целитель – сон, а не я.
И словно по его знаку нахлынула тьма.
Когда Гай опять пришел в себя, рядом с непроницаемым, как всегда, лицом сидел Рений. И все же произошедшие с ним перемены бросались в глаза: левое плечо было туго перевязано, а под загорелой кожей проступала бледность.
– Как ты, парень? Не могу передать, как я рад, что ты поправляешься. Этот чужеземец просто кудесник.
Голос старого гладиатора, во всяком случае, не изменился и остался таким же отрывистым и резким.
– Может, и так. Странно, что ты здесь после того, как едва не убил меня, – проворчал Гай.
Память вернула мгновения поединка, и сердце заколотилось, а на лбу выступил пот.
– У меня не было такого намерения. Я просчитался. Прости. – Старик посмотрел в глаза ученику и нашел то, что искал, – прощение.
– Я не в обиде. Главное – мы оба живы. Даже ты иногда ошибаешься.
– Когда я подумал, что убил тебя…