Программист жизни,

– Да не за что, не за что! – насмешливо сказал он. – Врагу не пожелал бы такой работенки. Если больше тебе нечем заняться, дерзай. Но версия твоя не выдерживает никакой критики, так и знай.

– Сотников подозревал кого-то из пациентов, – начал я, но Битов меня перебил:

– Конечно! Что ему еще оставалось? На его месте я тоже бы пациентов подозревал, а не родную жену. Я, кстати, видел сегодня эту вдовушку. Убитой горем ее не назовешь, цветет и пахнет. И глаза с эдакой задумчивой поволокой – мечтает, стерва, как мужнее богатство тратить будет.

Я еле сдержался, чтобы не нагрубить Битову и довольно резко прервал разговор. Положил в карман телефон и пошел сообщить Алевтине последние, в общем, хорошие новости: к завтрашнему вечеру у меня в руках будет список пациентов ее мужа, и я смогу начать работу. На крыльце курил Толик. Я заметил, что у него развязался шнурок на туфле, хотел ему об этом сказать, но он вдруг уставился на меня точно таким же злобным взглядом, как та собачонка, разве что не оскалился. Потом нервно затушил окурок о стену и вошел в магазин вслед за мной.

Все складывалось на удивление удачно. Мне даже в реабилитационный центр не пришлось идти (у меня с ним были связаны не самые лучшие воспоминания). Список пациентов Сотникова прислали из регистратуры в тот же вечер на электронный адрес агентства. Он оказался вовсе не таким устрашающе огромным, как я думал. Причем к каждому больному давался небольшой, но очень полезный комментарий (дата поступления, время пребывания в клинике, краткая история болезни). Я и не ожидал, что в регистратуре работают такие добросовестные люди. Распечатав список, я стал его просматривать со смешанным чувством какого-то щекотного любопытства и ужаса, зная, что натолкнусь на одну фамилию, которую, если бы мог, с радостью оттуда бы изъял. Мою собственную. Но ее там почему-то не оказалось. Зато оказалась другая знакомая фамилия. Я был так поражен, что сначала не поверил своим глазам и стал перечитывать ее по буквам. Нет, все правильно. В списке пациентов доктора Сотникова был Борис Стотланд. Тринадцать лет назад он проходил курс реабилитации в клинике, лечился от алкогольной зависимости. А оттуда был переведен в психиатрическую больницу. Может, это и есть та самая врачебная ошибка, которую я искал?

Я не знал, радоваться мне или расстраиваться. На проверку всех пациентов могла уйти куча времени, а тут сразу обнаружился главный подозреваемый. Но с другой стороны, мне трудно было представить, что Борис – убийца.

Да и не похож он был на убийцу. Несколько странный, несколько не от мира сего, но вряд ли он способен на такую месть. И времени прошло слишком много – тринадцать лет.

И все же с самого утра я отправился в психиатрическую больницу, по адресу, указанному в списке. Персонал больницы оказался не столь любезен в смысле предоставления информации, как в клинике, где работал Сотников, но в конце концов мне удалось узнать, кто является лечащим врачом Бориса, и даже с ним встретиться. Правда, пришлось прождать почти час, пока он закончит утренний обход больных. Но ждал я не напрасно. Я даже представить не мог, какой сюрприз мне был приготовлен. Мишарин Евгений Павлович, лечащий врач Бориса, оказался тестем Сотникова и отцом Алевтины! Он уже знал, что его дочь наняла частного детектива, и легко пошел на контакт. Подробно и – надеюсь! – ничего не скрывая, он рассказал о сути болезни Бориса Стотланда, которого наблюдал все эти годы. Это была не врачебная ошибка и не побочный эффект методики Сотникова. Дело было в самом Борисе, в его психике, предрасположенной к данному заболеванию и сильно расшатанной употреблением алкоголя. Возможно, метод, который использовал Сотников, слега подтолкнул, ускорил болезнь, но не явился причиной. В общих чертах метод состоял в следующем: на зону мозга, отвечающую за удовольствие, происходило воздействие в виде раздражителя. Пациент испытывал ощущения, похожие на те, что он получал от употребления алкоголя или наркотика, только гораздо сильнее, острее и глубже. Затем, так сказать, на пике удовольствия, происходило воздействие на участок мозга, отвечающий за страх. Таким образом, удовольствие сопровождалось ужасом перед ним. Обычно хватало трех-четырех сеансов, чтобы пациент полностью излечился от своего пристрастия. Первые два сеанса у Бориса прошли без каких-либо негативных последствий, он чувствовал себя нормально. А когда проводился третий сеанс, произошло непредвиденное: в результате аварии на электростанции в городе отключилось электричество. Через несколько минут автоматически включился аварийный генератор больницы, и сеанс продолжили. Но его пришлось тут же прервать – с больным случился ужасный припадок панической атаки. Сотников ввел сильнодействующий транквилизатор, но это почти не помогло. Тогда он обратился за срочной помощью к Мишарину.

Бориса перевезли в психиатрическую больницу. Он долго лечился, вышел практически здоровым человеком, но через год у него случился новый приступ. С тех пор приступы повторялись, но невозможно было проследить какую-то систему в их возникновении: иногда болезнь затухала, наступала стойкая ремиссия на год-полтора, иногда приступы следовали чуть ли не каждый месяц. Приступ панического страха сменяла депрессия. Длилась она тоже по-разному – от двух дней до нескольких недель. А когда наступало кажущееся просветление, Борис рассказывал удивительные вещи. Он говорил, что побывал в будущем, и пытался это доказать. Некоторые вещи действительно со временем сбывались. Но Евгений Павлович считал это простым совпадением. Он еще долго и с непонятным мне жаром рассказывал о Борисе, не прибавляя к существу дела новой информации. Тогда я спросил его напрямик: мог ли его подопечный убить Сотникова. Весь его энтузиазм разом угас. Он как-то скис и надолго задумался.

– Вряд ли, – наконец выдал Мишарин. – Не вижу причин.

– А месть? Борис мог думать, что его психическое расстройство – результат ошибки врача. Да, честно говоря, я и сам так думаю. Вы считаете, что метод, которым пользовался Сотников, лишь слегка ускорил неизбежный процесс, а мне кажется, это именно он его и вызвал.

– Ну, в таком случае все пациенты оказались бы у нас. Да что там далеко ходить, вы, например.

– Я?

Я был так потрясен, что не нашел что сказать.

– Вы мало что помните. – Он посмотрел на меня с сочувствием. – Последним этапом методики лечения является так называемая «затирка» следов. Пациент не помнит ничего о сеансах и мало что – о своем пребывании в клинике. Так, только какие-то обрывочные воспоминания. Все это делается для того, чтобы «стереть» стресс, который пациент пережил во время сеанса. В подсознании остается страх перед его бывшим пристрастием, и только.

– Но у Бориса все было не так, – возразил я.

– Борис был изначально психически нездоровым человеком.

– Так вот, может быть, поэтому он и убил Сотникова.

– Может быть, может быть. – Евгений Павлович снисходительно улыбнулся. – Но это вряд ли. Тут, я думаю, замешаны деньги.

– Вы рассуждаете совсем как следователь, который, между прочим, считает главной подозреваемой вашу дочь. Он думает, что это она убила мужа. Именно из-за денег.