— Деньги!
— Деньги тебе? — рассмеялся Корецкий. — Деньги? Думаешь, не заплачу… Деньги я сейчас…
И он стал шарить по карманам.
Половой терпеливо ждал.
Корецкий, обшарив себя, взглянул на полового и удивился:
— Тебе чего? Да, деньги… Вот тебе деньги, дай водки, говорят, а деньги вот…
Он с трудом расстегнул единственную пуговицу на рубашке и раскрыл грудь.
На груди на верёвочке висела завёрнутая бумажка. Он распутал её, развернул и разостлал на столе, говоря:
— Вот они, деньги — вернее смерти!
Козодавлев-Рощинин заглянул на бумагу. Это был вексель, написанный крупным почерком.
Сумма была показана в пятьдесят тысяч рублей.
— С нами крестная сила! — прошептал комик, прочтя подпись на векселе.
Корецкий вдруг вздрогнул, словно опомнившись, скомкал вексель, сунул его за пазуху и, упав головою на стол, остался неподвижен, будто заснул.
— Эй, милый! Безобразно… не ладно! — стал тормошить его половой и кликнул подручного; они приподняли Корецкого и стали выводить его вон.
XV
Козодавлев-Рощинин, выйдя из трактира, почувствовал, что голова кружится от спёртой атмосферы чёрной половины «Лондона» и от винного угара, стоявшего там. Он с удовольствием вдохнул в себя пыльный воздух нагретой июльским солнцем улицы и пошёл, раздумывая о том, что только что узнал от Корецкого.
— Берегись! — раздался зычный бас где-то очень близко, и две лошадиные морды очутились у самого его лица.
Он едва успел отпрыгнуть назад — карета, запряжённая серыми в яблоках рысаками, направляясь в ворота, переехала тротуар, чуть не задев его.
В карете сидела барыня лет за тридцать.
Рощинин успел отлично разглядеть её.