Сокровище Родины

На репетиции пьесу прошли несколько раз.

Разумеется, для неё никакой синей краски не требовалось.

Относительно краски это был только придуманный Козодавлевым-Рощининым «фортель», чтобы завлечь публику.

Публика, действительно, поддалась на удочку и наполнила театр.

Сбор был блестящий. Водевиль «Тёмно-синий муж» оказался смешным, и все смеялись и аплодировали.

Все были довольны.

Только трагик Ромуальд-Костровский, посмотрев в дырочку в занавеси пред началом на полный зал, произнёс загробным голосом:

— Вот оно, чистое искусство-то! Чего не мог сделать «Отелло» самого Шекспира, то сделала синяя краска!.. За человечество обидно…

И, обидевшись за человечество, он отправился в буфет и пил там всё время с горя.

Ни в фарсе, ни в водевиле он занят не был, потому что не признавал их. К концу представления он напился до того, что шатался и приставал ко всем, спрашивая заплетающимся языком, правда ли, что Тропининым был телеграммой выписан из Москвы опытный сыщик для разъяснения дела о его пропавшей дочери…

XIII

На другой день, в двенадцать часов, Козодавлев-Рощинин отправился на Дворянскую улицу, в трактир «Лондон», где было назначено им свидание Корецкому.

Он нарочно пришёл раньше, чтобы явиться до прихода Корецкого, но тот предупредил его. Комик застал Корецкого сидящим за столиком. Пред ним стояли водка и солёный огурец.

Трактир «Лондон» не считался первоклассным и на чистой-то половине его публика бывает не Бог весть какая, а чёрная как раз была приноровлена к таким гостям, как Корецкий.

Это было сразу видно и по грязи, царившей в ней, и по стойке, огороженной крепким, солидным медным прутом, и по стоявшему за этою стойкой в розовой ситцевой рубахе буфетчику со сложением, по крайней мере, Соловья-разбойника, пред которым мог присмиреть всякий покушающийся на буйство посетитель.

Здесь отпускали водку и другое довольство, не спросив заранее денег, только тем, у кого шляпа или одежда были таковы, что могли пойти в уплату, в случае если бы не оказалось в наличности денег.

Козодавлев-Рощинин знал это и удивился, увидев пред Корецким водку и огурец. По его виду ему не могли отпустить без уплаты вперёд, значит, у него были деньги, чтоб спросить эту водку. Водка была, по крайней мере, до половины уже выпита.

— Вы уже, сердце моё, угощаетесь? — участливо спросил Козодавлев-Рощинин, подходя к Корецкому, занявшему укромный уголок в сторонке.

Тот не без труда поднял посоловевшие глаза и мрачно проговорил:

— Деньги принесли?