— Ну, — заметил Урвич, — если кого и бояться, то именно этого грубого шкипера.
— Не судите по наружности. Вообще в таком деле, как наше, чем меньше знает народу о нём, тем лучше. Уже и без того о нём знает двое нас, хотя достаточно было бы одного… В каюте у себя вы спрячете мешок в потайной ящик, механизм которого вы знаете, и, обманув команду ложным предлогом вашего посещения острова, вернётесь сюда в Сингапур. Вот что должны вы сделать. Вы человек молодой, не трусливый. Не думаю, чтоб из трусости вы пошли бы теперь назад и изменили данному мне слову, после того, как узнали всё.
— Нет, — возразил Урвич, — о трусости говорить не надо. В том, что мне, по вашим словам, надо сделать, ничего страшного нет. Меня смущает только одно…
— Что же именно?
— Имеете ли вы право распоряжаться в этом подземелье и посылать меня туда, чтоб я взял мешок с каменьями?
— Ведь этот вопрос мы обсуждали уже, и вы убедились.
— Убедился, но не совсем.
— Вы, может быть, думаете, что я не отправляюсь сам за этим сокровищем, потому что путь к нему не так безопасен, как я говорю, и что я сам боюсь этих опасностей, а потому поручаю вам и подвергаю вас риску… Могу вас уверить, даю вам честное слово, что всё будет так, как я рассказал вам, и никакой опасности не предстоит…
— Дайте мне слово, — перебил Урвич, — или нет, лучше поклянитесь.
— В чём?
— В том, что, взяв мешок с драгоценностями, я не сделаюсь… вором, не возьму их у кого-нибудь потихоньку — словом, никого не заставлю сожалеть о них.
Дьедонне задумался и ответил не сразу.
— Вы ставите это непременным условием? — спросил он.
— Непременным.
— Хорошо. Я дам вам эту клятву.
После этого всякие сомнения Урвича исчезли, и он согласился отправиться в путь.
XVIII
На рассвете подул ветер.
Шхуна «Весталка» под командой шкипера Нокса подняла паруса и, снявшись с якоря, плавно пошла через большой сингапурский рейд на юго-запад.
Урвич стоял на корме и долго махал платком оставшемуся на берегу Дьедонне, который, в свою очередь, кланялся ему.