— Да.
— Чем же он ещё провинился?
Урвич уже успел примириться со шкипером и относился к нему гораздо добродушнее, чем в Сингапуре, объясняя нелюбовь Нокса к Джону странностью, которая позволительна старому человеку, каким был шкипер.
Сначала, увидев нахмуренное лицо Нокса, он было думал, что действительно случилось что-нибудь серьёзное, но когда узнал, что дело идёт опять о Джоне, успокоился и рассмеялся.
— Вы не смейтесь, — остановил его Нокс, — я вам говорю, что может беда быть.
— Даже беда! Я думаю, вы слишком мрачно смотрите на будущее. Погода нам благоприятна, шхуна крепка, запасов много, чего же нам бояться?
— Того, что на самой шхуне.
— Бросьте говорить загадками.
У Урвича вдруг промелькнуло: а не страдает ли бедный шкипер манией преследования?
— Кого ж нам бояться на шхуне? — добавил он.
— Команды.
— Как, всей команды?
— Их восемь человек — не так много, чтобы сговориться, и вполне достаточно, чтобы справиться с нами двумя.
«Так и есть, — подумал Урвич, — мания преследования».
— Но с какой же стати им справляться с нами?
— Чтобы завладеть шхуной.
— Это мне кажется невероятным.
— Почему? Обстоятельства благоприятствуют им. Мы идём в мало или, лучше сказать, в совсем не посещаемых местах. На постороннюю помощь рассчитывать нельзя. Они могут сделать с нами, что угодно — никто не узнает.
Холодный, рассудительный тон, которым говорил Нокс, начал действовать на Урвича.
— Какие же вы имеете доказательства справедливости вашего подозрения? — спросил он.