— И он согласился на это условие…
— И нарушил его…
— Нарушил тайну…
— И заслужил смерть…
— Только заслуженная им смерть, на которую он добровольно пошёл, рискуя заведомо, может восстановить тайну…
— Только когда он умрёт, тайна вернётся снова к посвящённым, и Сокровище Родины может быть охранено.
— Мы сами готовы умереть за Родину, когда час придёт…
— За Родину!..
— За Родину!..
Слова эти звучали под сводами комнаты таинственного подземелья отрывисто, глухо, как бой часов, отбивающих последние секунды жизни, и твёрдость решения их казалась неумолима, как воля неизбежной, неминуемой судьбы.
— За Родину! — повторил и Кутра. — Но пусть не смущается сердце ваше, — произнёс он затем, помолчав, — француз Дьедонне не снарядит второй экспедиции на Остров Трёх Могил и не продаст тайны англичанам. Их корабли, по крайней мере, по его указанию не придут сюда и не разграбят Сокровища Родины. Когда он, проводив шхуну, отправленную им ради задуманного злого дела, вернулся к себе домой в Сингапур, он нашёл слугу своего Кутру, который был возле него целый день, и ночью, когда француз заснул, под утро вспыхнуло его жилище. Он не смог выбраться из пламени. Пламя это, прежде чем явилась помощь, охватило дом со всех сторон, и Дьедонне сгорел вместе со всеми своими записями, расчётами и чертежами. Огонь отомстил нашу тайну. Кто хотел коснуться сокровища, не выдержав испытания огня, от огня погибнет!..
Наступило несколько секунд томительного, тяжёлого, гнетущего молчания.
Так всегда смолкают люди, узнав о смерти другого подобного человека, в особенности, если смерть была неожиданна и ужасна.
Кутра сидел, строго выпрямившись, и сознание своей правоты и уверенности в ней светились в его чёрных, как угли, острых глазах.
Но двое соседей его поникли головами, губы их зашевелились, словно они прошептали молитву.
Ниже ещё опустилась голова князя, он сжался, как от физической боли, наклонился и закрыл глаза рукой.
Участь француза не предвещала Урвичу ничего хорошего.
Если он и мог прежде надеяться на князя, что тот заступится за него, то теперь должен был убедиться, что от князя далеко не всё зависело здесь и что распоряжался тут темнокожий Кутра, приводивший свои решения, как это было, по крайней мере, с погибшим Дьедонне, не спрашивая совета остальных, а действуя по своей, по-видимому, непреклонной, жестокой и не останавливающейся ни перед чем воле.
XLIV
— Француз получил должное возмездие, заслуженное им и на которое сам он шёл, предупреждённый и согласившийся заранее, — спокойно заключил Кутра, — но преступление, совершённое им, оставило следы ещё и после него.