Абонент снова в сети

22
18
20
22
24
26
28
30

Но и эта дверь оказалась заперта! Виктория заперла её изнутри, посчитав, что две тоненькие фанеры, между которыми царила пустота, наполненная воздухом какого-нибудь бесконечного китайского завода, спасут её от меня. И как же она заблуждалась! Я повернул позолоченную ручку вниз, услышал разрывающий барабанные перепонки Викторин визг и свой странно спокойный голос:

– Ори сколько влезет, сука! Я уже тут!

Затем, отпустив ручку, отступил на несколько шагов назад и метнулся на дверь, плечом налегая на дешёвый аналог крепкого дерева. Послышался хруст фанеры, и плечо вошло в ту пустующую полость. Женский крик разнёсся по дому, подтверждая мой успех. Я вытащил плечо, кулаком врезал в образовавшуюся щель, проломив и вторую фанеру, на короткий миг почувствовав себя обезумевшим Джеком Торренсом. Тем самым Джеком Торренсом, разносящим в щепки молотком для крокета дверь в ванную комнату, где спряталась его жена Венди, кричащая ничуть не тише Виктории.

Я улыбнулся поразительно подходящему ощущению, а рукой почувствовал, как что-то твёрдое ударило по запястью, с глухим стуком упало на пол, и воздух взмыл невероятно сильный запах мужского одеколона.

«Она швырнула в меня пузырёк с туалетной водой, причём достаточно метко», – подумал я, прежде чем кончики пальцев соприкоснулись с задвижкой и повернули её вверх.

(А вот и Джонни!)

Ужас, охвативший Викторию, достиг своего апофеоза, сжав её горло крепкой хваткой, не давая больше возможности крику просочиться наружу. Она вжалась в дальний угол комнаты, крепко держа в одной руке флакон женских духов в форме туфельки на высоком каблуке-колпачке, а в другой – маленькую пилочку для ногтей, направив острый конец в мою сторону, будто рыцарь направляет меч на своего врага. Широко раскрытые глаза на побелевшем лице, напоминающие чем-то глаза Даниила, прежде чем нож прошёлся по его кадыку, неотрывно смотрели на меня. Их наполнял жуткий ужас безысходности, с которой растерявший свои силы во время долгой погони заяц взирает на неумолимо приближающуюся пасть хищного зверя. Взирает на свою смерть, чей гладкий череп сверкает блеском белых клыков лесного убийцы. Блеском лезвия ножа, отражающего свет люстры под потолком спальни.

Я сделал несколько шагов на встречу к ней и попытался выдавить из себя доброжелательную улыбку. Получилось не очень, потому что уголки рта растягивались, чуть ли не до ушей, злорадно скалясь.

– Не подходи! Не подходи ко мне! – отыскав остатки сил, сумела произнести она, дёрнув пилочкой.

– А то что, подпилишь мне ногти? – усмехнулся я, приблизившись на ещё один шаг. – Слишком поздно для поиска выхода, дорогая. Следовало задуматься об этом раньше.

– ТЫ УБИЛ МОЕГО МУЖА! – выкрикнула она. – ТЫ ХОТЬ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ ЭТО?!

– Твоего мужа? Теперь его ты называешь так? – шаг вперёд. – А как же Роман? Решила забыть о нём, как неудачной шутки над другом?

– Роман? – недоумение в её голосе явно было подстроенным. Довольно-таки неудачно. – Причём здесь он?

– А ты додумайся, лгунья.

– Лгунья?! Я ниче…

– ПРЕКРАТИ ЭТОТ ГЛУПЫЙ СПЕКТАКЛЬ! – взревел я, потеряв терпение. Даже когда её жизнь опасно балансировала на краю тёмной пропасти, где мраком укуталась её погибель, Виктория не теряла попытки прибегнуть к сладкой лжи, по обыкновению выводящей на дорогу невинности. Привычка эта столь сильно прижилась в её душе, что даже сейчас решила с её помощью избежать меня.

Виктория уронила флакон с духами и не сумела найти храбрости, чтобы нагнуться и поднять его. Новые слёзы скатились вниз по щекам, проложив блестящий мокрый след. Всё её тело странным образом скукожилось, голова опустилась к плечам, а колени чуть подогнулись.

– Ты отравила его ядом, – продолжал я, – а после прикинулась невинной овцой, отрицающей свою вину под страхом грозившего правосудия.

– З-значит именно поэтому т-ты и у-убил Даниила, да? Х-хочешь отплатить т-той же монетой и мне? – в след за духами направилась и пилочка, выпавшая из дрожащей руки, сотрясающийся в истерике девушки. – НО Я НЕ ХОТЕЛА ЭТОГО ДЕЛАТЬ! НЕ ХОТЕЛА!

Про себя я отметил, что застал Викторию в крайне редком состояние: она наконец-то призналась в совершённом и не пыталась вновь отвернуть подозрения от своей персоны изысканной ложью. Ибо теперь она ощутила себя в шкуре той мыши, что, спасаясь от мягкой кошачьей поступи, попала в угол, обратную дорогу к которому перекрыло мурчащее животное – самый настоящий дьявол для мышей, уносящий на своих острых зубках очередную невинную жизнь в холодную пустоту. Нет больше смысла в оправданиях, ведь с моими словами и её криками они утеряли своё значение.