– Ты такая красивая, – говорю я ей, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
Я говорю искренне. Я в самом деле считаю зрелых женщин красивыми. Возможно, они не так стройны и подтянуты, как их более юные сестры, но меня чертовски возбуждает плоть. А больше всего мне нравятся опытные женщины, которые точно знают, чего хотят.
Черстин улыбается.
– Как жаль, что ты опоздал на собрание членов правления, – вздыхает она, кладя ладонь на мои причиндалы.
– Sorry. Нужно было работать.
Это правда.
Покинув дом Марии Фоукара, всю вторую половину дня я посвятил ознакомлению с материалами дела об убийстве Ясмин и нападении на Самира Фоукара, которое также расследовал, выйдя на работу на полставки после больничного.
Чем дольше я читал, чем больше криминалистических исследований, свидетельских показаний и судебно-медицинских отчетов попадались мне на глаза, тем сильнее я злился. Распалась целая семья, просто рассыпалась в прах. На самом деле то, что Мария Фоукара до сих пор в строю, – настоящее чудо. Что она каждое утро встает с кровати. Ходит на работу, ухаживает за садом, продолжает приглядывать за сыном.
Что ее жизнь продолжается, несмотря на то, что случилось немыслимое.
Бросаю взгляд на часы на тумбочке: половина одиннадцатого.
– Красавица моя, – вздыхаю я, привлекая Черстин к себе и целуя ее в щеку. – Уже довольно поздно, так что если ты не возражаешь…
– Я пойду, – быстро произносит она. – Завтра рано утром мне нужно вести Билли к ветеринару.
Она садится и начинает одеваться. В таком положении ее булки расплываются по матрасу, словно гигантский ком теста.
– Может, увидимся на следующей неделе? – предлагает она, через голову натягивая розовую тунику с принтом.
– С большим удовольствием, – отвечаю я.
– Ты знаешь, где меня найти.
Она наклоняется, чтобы наскоро меня поцеловать, а потом спешит в прихожую. Через пару мгновений за ней захлопывается дверь.
После ее ухода я еще какое-то время остаюсь в постели, думая о женщинах и о любви.
Моей первой любовью стала мама. Она была большой и надежной, а в ее объятиях запросто могла бы найти утешение дюжина плачущих детишек. Когда слился папаша, мне было всего пять, но мы с мамой прекрасно справлялись. Единственное, что он когда-либо дарил ей, – капля ДНК, от которой, собственно, мама и залетела.
Мама работала уборщицей в Южной больнице. Это был тяжкий труд, так что, когда она возвращалась домой в облаке запахов пота и пива Gul Blend, кожа ее блестела, покрытая мелкими капельками влаги. Мне нравилось, что она так хорошо пахнет. Мамин запах – это запах силы, надежности и смеха. Ее руки умели и месить тесто, и драить полы, и раздавать подзатыльники, коль скоро в том случалась необходимость.