Все лгут

22
18
20
22
24
26
28
30

– Он живет в коммуне. Ему там нравится, он подрабатывает в магазине ICA. У него есть девушка, ее зовут Бьянка.

Мария улыбается еще шире.

– Винсент приезжает ко мне в гости через выходные, – продолжает она. – Мы прекрасно проводим время. Печем, готовим еду. – Тут ее улыбка гаснет. – Только вот он так и не заговорил, – добавляет Мария. – Я надеялась, что заговорит, когда мы взяли Эллу, щенка. Она прожила одиннадцать лет – умерла незадолго до того, как Винсент переехал жить в коммуну. – Мария умолкает, кажется, размышляя над чем-то. – На самом деле, он стал гораздо бодрее и веселее, когда мы взяли Эллу. Он любил эту собаку. А она любила его. Но, к сожалению, даже она не смогла вернуть ему способность говорить.

– Но как же вы тогда общаетесь?

– Ну, я же говорю с ним. А Винсент общается языком жестов.

Я обдумываю услышанное.

– Значит, с Томом все в порядке, – резюмирую я. – И с Казимиром, и с Винсентом.

Она кивает.

– Ну а как живешь ты, Мария?

– Я?

Она краснеет и отводит взгляд.

– Ну да, ты. Ты сумела переступить через все это?

Она поднимает на меня взгляд и несколько раз подряд моргает.

– Знаешь, этот вопрос мне не задавали очень давно.

– Почему же?

– Мне кажется, людям не по себе. Или они не в силах принять мой ответ – даже лучшие друзья. Все думают, что теперь, спустя двадцать лет, я смогла оставить все это позади.

Я накрываю ее ладонь своей. Она вздрагивает, но не отдергивает руку.

– Самир и Ясмин, – продолжает Мария. – Я приняла то, что их больше нет. Оплакала их и попрощалась с ними. Но до сих пор не могу понять, как он мог убить собственного ребенка. И еще я не понимаю, как я… почему я… не заметила, что с моим мужем что-то не так.

– Насколько хорошо люди вообще могут узнать друг друга? – спрашиваю я и, тихонько погладив большим пальцем тыльную сторону ее ладони, убираю руку.

– Очевидно, не настолько хорошо, как нам кажется. После гибели Ясмин я была убеждена в невиновности Самира. Все мое окружение – ты, коллеги, моя собственная мать – говорили, что это он. Но я – я отказывалась верить в это.