Все лгут

Быть может, мне уже тогда было ясно, что женщины сильнее мужчин. Не просто сильнее – а во всех отношениях лучше. Манящие тела полны загадок, которые только и ждут, чтобы их разгадали. В призывном смехе звучит бесстрашие. Движения выверены и четки – стаканы в их руках не бьются, блины не рвутся на сковороде, острая игла не колет пальцы, проворно штопающие мои джинсы.

Мою вторую любовь звали Афина, и ей было шесть. Мы ходили в один детский сад и, несмотря на то, что не могли много общаться – Афина только недавно переехала из Греции вместе с родителями, все равно были влюблены. Насколько я помню, то чувство было таким же сильным, как и во взрослой жизни. Все было по-настоящему, хоть мы и были детьми. А тот летний день, когда она подарила мне первый настоящий поцелуй – легкий и невинный, как перышко, навсегда остался в моем сердце, как напоминание о любви, которая вечна, в отличие от мимолетных связей с женщинами, которые проходили мимо, как автобусы, проезжающие под окнами моей квартиры.

Когда мама пришла за мной в садик, она застала нас целующимися. Взъерошив мне волосы, она сказала тогда:

– Сдается мне, Гуннар, быть тебе великим бабником.

Помню чувство, что поселилось тогда у меня в груди: смесь гордости с уверенностью, что тот поцелуй открыл мне двери к будущим невероятным приключениям.

Потом мама взяла меня за руку, и мы пошли домой. Она еще пела ту детскую песенку[19]:

– Кого-то ловить нужно долго и сложно, Кого-то не видно, не разглядеть, Красив, так что глаз оторвать невозможно, Или чудовище – страшно смотреть…

– О чем эта песня? – спросил я.

– О незнакомых зверях.

Теперь же, столько лет спустя, я склонен считать, что эта песня – о женщинах, которые по природе своей являются загадочными животными.

Кого-то ловить нужно долго и сложно…

С Ли все было долго, но поймать ее не составило особого труда. Ни с кем из них мне не было сложно, да я особо и не напрягался. Это просто случалось, и случалось довольно часто, если можно так выразиться. По дороге домой с хоккейной тренировки, в автобусе, дома у моего репетитора, которой мама платила мытьем полов, – ее звали Линда, и она была на три года старше меня. Видит Бог, она многому меня научила, но это не имело никакого отношения ни к математике, ни к истории.

Подружка, которая была у меня в двадцать лет, определила мой стиль жизни как «беспорядочный».

– Ты ведешь беспорядочную жизнь, Гуннар.

– Это плохо? – поинтересовался я.

– Нет, – отозвалась она, расстегнула джинсы и, взяв меня за руку, притянула ее к своим трусикам. – Это просто прекрасно.

Но с Ли все было иначе. Ее хотел я.

Я впервые встретил женщину, которую не желал делить ни с кем. Ли чувствовала то же. Это было нелегко, но правильно – в этом мы оба были уверены.

Через два года Ли забеременела, что при нашем образе жизни было неизбежно. Мы поженились и купили квартиру в Мербю. Двушку. Новое пространство для маленькой жизни, зародившейся в животе у моей жены. Мы делали все то же, что обычно делают люди, – ездили в «Икею», выбирали имя, ну и, в моем случае, чертовски много работали.

Делом, которое я тогда расследовал, которому посвящал дни и ночи, было убийство Ясмин Фоукара.

25