Все лгут

22
18
20
22
24
26
28
30

Только это не Самир. На полу в кухне лежит Николь.

Над ней возвышается Том.

По телу, которое не подает признаков жизни, он наносит удары – один за другим. Пол перепачкан кровью. Повсюду валяются кастрюли и осколки разбитого фарфора. Одинокая пачка молока свалилась с кухонного островка, и белая жидкость вытекла на пол, где, смешавшись с кровью, превратилась в розовую слякоть.

Он что-то бормочет, но я не могу разобрать все.

– …чертова шлюха

– Том! – кричу я, но он словно не замечает меня. Продолжает лягать ногами бесформенную массу на полу – свою жену, быть может, уже бывшую.

Я подбегаю к нему и хватаю за руку.

– Том!

Он вздрагивает и оборачивается, готовый ударить и меня. Глаза у него черные, взгляд – невидящий, а лицо перекошено, словно сам он пребывает где-то в другом месте, в другом мире.

– Том, прекрати!

Я бросаю взгляд на Николь, но не могу понять, жива она или нет. Ее лицо – сплошная кровавая каша. Слипшиеся, красные от крови пряди волос пристали к полу.

Проходят секунды, возможно, минута.

Тома отпускает. Лицо его меняется – как будто расслабляется, и Том опускает занесенную для удара руку. Гнев уступает место чему-то другому. Больше всего это похоже на страх. Том медленно запускает руку в волосы – она оставляет у него на лбу кровавый след. Потом он словно сдувается, оседает на пол и остается там сидеть в позе портного.

Внезапно подбегает Эбба и бросается к Николь.

– Мама, – всхлипывает она, быстро покосившись на Тома, который теперь сидит неподвижно, уронив голову.

Я тоже подхожу к Николь, опускаюсь на колени и прикладываю ухо к ее груди. Слышу хриплое дыхание – слабое, но вполне отчетливое. Я чувствую, как ее грудная клетка поднимается и опускается в такт.

– С мамой все будет хорошо, – успокаиваю я Эббу, стараясь придать голосу побольше уверенности.

Потом оборачиваюсь и перевожу взгляд на Тома.

На какое-то мгновение мне удается заглянуть ему в глаза, но он тут же отворачивается, не произнося ни звука.

– Почему? – шепчу я, вдруг осознав, что плачу. – Почему, Том? У тебя же было все!