Все лгут

Но я, тем не менее, именно так и поступила.

* * *

Вечер, когда погиб Самир.

Амели помахала мне на прощание, а я помахала ей в ответ. Выскользнула из дома в темноту, ощущая облегчение оттого, что наконец смогла излить кому-то душу, и благодарность за то, что Амели выслушала мой рассказ об этих зловещих месяцах, в течение которых неуверенность и страх следовали за мной по пятам. Я рассказала ей обо всем: о смерти Ясмин, о судебном процессе над Самиром и даже о невозможном – о моей все возрастающей убежденности в том, что он был виновен.

Мой муж стал убийцей.

Амели оказалась благодарной слушательницей. Она дала мне время, не выносила суждений и не выдвигала судорожных предложений, как мне следует поступить в данной ситуации. Она просто сидела, обнимала меня, когда это было необходимо, и потягивала свой кальвадос.

Амели закрыла за мной дверь, и стало тихо, за исключением завывания ветра, который бушевал в кронах деревьев – тем вечером ветер поднялся почти штормовой.

Услышав крик, доносящийся из леса, я остановилась, обернулась на звук и прислушалась. Потом стала пробираться среди деревьев. В свете луны, которая то скрывалась в облаках, то снова появлялась на небе, я аккуратно переступала через поваленные ветки и валуны.

Мне кажется, я тоже кричала.

– Ау?

Да, я точно кричала. Потому что звуки были такие, будто кто-то находился при смерти.

А потом я заметила кроссовку. Кроссовку Самира. А в следующий миг – ноги. Одна из них дрожала, и повсюду на снегу вокруг были пятна крови.

И я побежала, я помчалась к человеку, которого когда-то полюбила, которого, возможно, все еще продолжала любить. Я так надеялась, что он жив, что все еще будет хорошо – знаю, тщетно, но ведь надежда покидает человека последней.

Два шага, три. Может быть, четыре, не помню точно. И я оказалась на поляне.

Том сидел верхом на теле Самира. Обхватив его голову руками, он раз за разом ударял ею о большой камень. Глухой звук эхом отдавался среди деревьев.

– Том! – завопила я, подскочив к ним. – Прекрати, Том!

Он замер, но голову Самира не выпустил. Потом поднял взгляд – в нем читалось почти удивление – и что-то неразборчиво пробормотал.

Я опустилась на колени.

– Господи, Том. Что же ты натворил?

Лицо Тома не выражало никаких эмоций, глаза были пусты.

– Он убил Ясмин, – прошептал Том.