Когда я уже собирался выходить, то вдруг заметил, что из-под ее кровати что-то торчит. Это была черная сумка на молнии, похожая на ту, в которую мама складывала свою спортивную одежду. На боку сумки большими белыми буквами было написано «Just Do It».
Я вытащил сумку, потянул за молнию и немного порылся внутри.
Там были только какие-то скучные вещи – девчачья одежда, много бумажек, толстая черная книжка с золотыми буквами. Я уже стал застегивать молнию обратно, но увидел фотографию. Мне стало любопытно, и я ее взял.
На фотографии была маленькая девочка на пляже с такими же оранжевыми надувными нарукавниками, какие были у меня.
Я посмотрел внимательно. Наверное, это была Ясмин, когда она еще была маленькой.
Хоть я и знал, что брать чужое нельзя, эту фотографию забрал, потому что у меня не было ни одной фотографии Ясмин, а мне бы хотелось, чтобы была. Я много раз ее рисовал, но рисунки никогда не выходили так хорошо, как мне хотелось, – то рот получался слишком большим и красным, то волосы не того цвета, потому что мой коричневый мелок был слишком светлым, а черный – слишком темным.
Потом я закрыл за собой дверь и вернул ключик в ящик с косметикой.
Той же ночью меня разбудил жуткий крик. Я сильно испугался и сначала хотел позвать маму, потому что так обычно делаю, когда мне страшно. Но потом я услышал, как кто-то разговаривает.
Я сел в кровати и прислушался. Было очень темно и тихо, так что я смог все хорошо расслышать.
Это была Ясмин.
Я тихонько вышел в коридор, но свет зажигать не стал, а пошел к ее комнате. Я подумал, что Ясмин, наверное, снова ушиблась и ее нужно утешить.
Когда я открыл дверь, в комнате было очень темно, и глазам нужно было время, чтобы привыкнуть к темноте. Потом я увидел, что Ясмин лежит в своей кровати.
– Ясмин, – шепнул я. – Тебе грустно?
– Не делай этого, – закричала она. –
– Ты спишь? – спросил я и подошел к ее кровати.
Потом я положил руку на лоб Ясмин – так делала мама, когда я болел. Лоб был теплый и потный.
– Я тону, – пробормотала она.
Я немного потряс ее за руку, и тогда она открыла глаза.
– Это был всего лишь сон, – сказал я ей.
– Винсент?