Я это предчувствовал, но позволил себя обмануть. И я даже не знаю, а существовал ли какой-то Николай Семенович Нарумов.
Клара считает, будто бы мама никогда не была особенно нормальной, впрочем, мы, люди, вообще ебанутые, и из этой банальной истины сложно что-то извлечь. Близких нужно любить, несмотря на их странности и глупости, даже тех, кто этого не понял, и кому любовь подходит, как корове роликовые коньки.
Тут дело, скорее, в том, что мама более ебанута, чем другие.
Чтобы далеко не ходить: она обожает Интернет и жадно поглощает тексты о технологических новинках, но вот почтой не пользуется, ее напрасно искать в социальных сетях. Когда я помогал ей с покупкой компа и установкой Интернета, она требовала лишь безопасного соединения и бесчисленных файерволлов.
Можно подумать, что никакая она не дантистка, а, даже и не знаю, продавщица оружия, что ли.
Я пообещал ей привести знакомого, чтобы тот доустановил все эти защиты. Отказала, потому что, сколько себя помню, не впускает к себе никого. Так что с приятелем сидели вдвоем у меня, ломая голову над этим чертовым компьютером.
Привезенное оборудование мама обходила с неделю, прежде чем решилась его включить. Теперь летает по Сети, но только там, где не требуют паролей. Что касается телефона, пользуется старенькой "нокией", поскольку геолокация заставляет ее пугаться.
С деньгами дело выглядит таким же образом. Мать отказывается платить карточкой и презирает электронный банкинг. В ее мире существует исключительно наличка.
Ежемесячно мы маршируем в банк на улице Пилсудского, это рядом с Городским Управлением. Мать влетает туда, словно принцесса в круг фрейлин, в тонкой ауре духов от Диора и с жемчугом на шее. Говорит она о президентских выборах или же о торнадо в Силезии, а обслуга изображает заинтересованность и только поддакивает: пани Хелена то, пани Хелена это. Я же стою сзади как дурак на проливном дожде.
Мать получает на руки то пять, а то и семь кусков. Пересчитывает и сует конверт в сумочку, очень осторожно, словно бюллетень в урну.
Потому-то я и сопровождаю ее, чтобы не шастала по городу с такими бабками. Тащусь с ней до машины, потом на почту, где мать трудолюбиво заполняет бланки переводов.
Я охотно узнал бы правду, что творится с этими деньгами. Мать есть мало чего, и потому худая словно аист. Ну сколько можно потратить на парфюмерию и на коньяк в "Изумрудной"?
Когда-то мне казалось, будто у нее имеется гораздо более молодой, чем она, любовник, а может она втихомолку посещает казино, так нет. Мне кажется, что она все эти бабки тихо хомячит, с пожилыми людьми так случается.
Как-то раз за книжками я нашел коробку, наполненную стодолларовыми бумажками семидесятых годов, цвета патины, а крепких, что твоя парусина. Еще я знаю, что она рассверлила ножку кухонного стола и чего-то там хранит. В детстве я как-то заловил ее, как она ночью раскрутила заднюю стенку телевизора с кинескопом и положила в средину пакет.
Ее дом: белая кухня, спальня с железной кроватью, дубовая библиотека, ванна в форме вопросительного знака и картинки с морскими пейзажами на стенах – это фасад, прячущий тайну.
Точно так же и с садом. Сад за домом является доказательством ее безумия. Она закопала там сокровища, могу поспорить.
Раньше, еще до того, как у нее отказало бедро, мама садила мяту, розмарин, любисток и тому подобное. Теперь же у нее не хватает сил, поэтому травы садит на подоконнике.
В саду же растет тот старый каштан с дуплом на высоте около двух метров. Как-то раз, когда я подрезал ветки, в нем застряла моя нога.
В сезон я выкашиваю весь этот садик, а мать трудолюбиво собирает эту траву и каштановые листья. Потом пьет кофе на садовом стульчике. Когда опадает очередной лист, она отставляет чашку и хватается за грабли.
Газон был ровненьким и чистеньким, как поле стадиона на улице Эйсмонда.
ebooksa