Иди со мной

Но вместо этого папочка подумал минутку и впихнул Едунова в объятия зама по политической работе. На каждом судне такой имелся.

В данном случае речь идет о старом морском волке, который утратил сердце к открытому морю и плавал исключительно в волнах спиртного. Договорились они мигом. Уже потом старик выпытал у него, а чего, собственно, Едунов искал. На это заместитель ответил, что человек это страшный, но ужасно милый.

Старик обучал индонезийцев и сидел в бумагах, командование именно в этом и заключалось. Тем мужичкам с другого конца света он объяснял принципы выявления коммуникационных путей и пояснял, что следует делать в случае атаки на них с применением оружия массового поражения. Но, в основном, он утверждал пропуска и смену вахт вахтенным офицером, мучился с журналом боевой подготовки, получал протоколы у командиров отделений и занимался столь же увлекательными делами. К тому же крайне подробно описывал каждый рейс. И на это тратилась куча времени, а все за счет любви.

Миноносец не плавает, а выходит в рейс, объясняет мама, вызывая фигуру отца над столиком в каюте, с кучей авторучек, листков под черновики и корректором для чернил. Командование – это грамм плавания и тонна писания, повторял отец, наливая себе водки.

Все эти труды папа компенсировал, входя в порт на полном ходу, что было сурово запрещено. Он нарушал устав, потому что чувствовал – лишь в этом случае он живет по-настоящему.

Мама живописно вычерчивает картину этого большого, сильного судна, как миноносец несется вперед в оглушительном реве турбин. Нос взрезает воду, поднимая двойной веер пены, мокрая палуба блестит, бегают матросы, а мой старик, этот великан, стоит на носу, неподвижный и неудаляемый, словно часть этого гигантского устройства с папиросой, зажатой между большим и указательным пальцем, а в его глазах сияют медные искры.

Спрашиваю, была ли мама когда-нибудь на миноносце. Так вот, не была. В таком случае, как она увидела те его глаза, чинарик и матросов на палубе?

- Дурачок ты, это же никакого значения не имеет, - отвечает она на это.

Только такая мне польза из всей этой истории.

О свете

Шторм прекратился. Радар отремонтировали к шести утра, и старик готовился поспать. Засыпал он моментально, в любой ситуации. Точно так же, как и я до недавнего времени.

Едва он закрыл глаза, как Платон уже колотил в дверь каюты, вопя, что на небе творится что-то ужасное. Там он заметил световой шар. Он сиял оранжево и был окружен розоватым туманом.

Уже несколько придя в себя, Платон утверждал, что там был и не совсем даже шар, а сплющенный треугольник, ладно, как назвал, так и назвал, во всяком случае, объект слетел с высоты, завис над городом, резко спрыгнул в сторону залива, где очертил окружность и полетел к берегу. Платон в жизни не видел такой маневренности и ускорения, поэтому разбудил старика. Тот выбежал на палубу, злясь из-за того, что, как он считал, моряки насмехаются над ним.

Так нет же. Все стояли, задрав головы к пугающе-розовому небу, шептали молитвы, крестились, хотя и не были крещенными, а старик вспомнил попа из церкви в Ковалеве.

На небе он увидел огненный шар, размерами больше Луны, по крайней мере, так утверждает мама, и прибавляет, что в эту сложную минуту отец думал исключительно о ней.

Он думал, будто бы началась война, и вот сейчас он сам погибнет вдали от любимой.

И что он был бы первым погибшим в этой войне, причем, по-дурацки.

Шар увеличивался на глазах и внезапно рухнул вниз, почти что вертикально, все так же охваченный языками пламени, в реве рвущейся стали, со свистом, прямо в кипень исходящего паром залива. Моряки стояли на коленях или бежали к орудиям. Они и вправду думали, будто бы их кто-то обстреливает.

Старик, в свою очередь, пришел к заключению, что это упал спутник. Он позвонил начальству в Калининград, взял с собой Платона и на моторной лодке помчался к месту падения. С ними был еще один моряк, Кирилл.