— Когда обследуем плато, спустимся в долину или махнем на Волгу. Одни исследуют от известного к неизвестному, другие поступают наоборот. Мы с вами выбрали второй путь. Не так ли?
Людмила Михайловна промолчала. Стараясь проглотить обиду, она некстати подумала: «На солнце шелушится лицо, придется надеть широкополую шляпу».
Сабантуй
Буран не торопился выполнить распоряжение Ясави. После вызова в канцелярию прошел один день, второй, а он все еще ничего не мог решить. Хотелось уйти из аула, но удерживало какое-то безотчетное чувство, и он все откладывал и откладывал свой отъезд. Родители уже знали о разговоре Ясави с Бураном. Как-то отец спросил:
— В ауле болтают, что ты собираешься в город податься. Правда это?
— Ему виднее, как быть, — вмешалась мать.
Старик взглянул на нее с упреком.
— Лучше помолчи, старуха! А ты, Буран, послушай отца. Никто из тех, кто гнался за счастьем на чужбине, не догнал его. Посмотри на старого Шаймурата. Всю жизнь скитался, отвык от крестьянской жизни, от крестьянских дум. А чего добился? Разбогател? Не видно. Подошла старость, а у него ни угла, ни семьи. Зимовал в чужом, заброшенном доме. Думаю, ты не позаришься на судьбу Шаймурата. Не отпущу я тебя из дому, нет на то моего согласия. Мать стара, в доме нужна хозяйка. Подумай и о нас…
Разговору помешал настойчивый стук в дверь. Старик рассердился:
— Войди. Зачем стучишь? Не знаешь, в какую сторону открывается дверь?
Увидев Магиру, смягчился:
— Проходи, доченька. Зачем пожаловала? Не за мной ли?
— Отец послал за Бураном. Он ждет возле кузницы.
Старик засуетился:
— Сейчас придет Буран. Как же не пойти, когда Ясави зовет! — Взглянув на сына, сердито добавил: — Дождался!
Буран не торопясь допил чай, перевернул чашку. Встал, почистил в сенях сапоги, не спеша подпоясался ремнем. Старики следили за каждым его движением: отец — с укоризной, мать — с ласковым вниманием.
«Ясави не выдержал, — рассуждал Буран. — Наверно, снова будет уговаривать. Посмотрим, как это ему удастся! На сознательность будет бить или прикрикнет? С ним это бывает. Тем хуже для него».
Вокруг кузницы толпился народ, голос Ясави гремел в кузнице.
— Чего он разоряется? — спросил Буран у Ибрагима, стоявшего с виноватым видом.
— Галлям сбежал, — ответил тот. Халил добавил: