Сердца. Сказ 3

22
18
20
22
24
26
28
30

– Чтобы обеспечить мирным существованием себя еще на сколько-то месяцев или лет. Пока семье моей будет хватать уплаченной еды.

– Угу, – в очередной раз соглашаюсь я и откупориваю бутыль со вчерашним виски: прижигаю дно стакана. – А теперь выпей. И забудь, что сказала.

Девочка пятится и хмурится, исполняет наказ и вопросы следом не выдаёт. Все-таки собеседница из неё скучная; побороться не удастся.

Выступаю:

– Правдиво лишь то, что тебе донесла твоя семья и о чём говорят иные знакомые или незнакомые. Монастырь – это стать. Это возможность, красота и богатство. Ты выбралась из своей гниющей деревни и можешь расправить крылья для широкого полёта. Тебе, моя родная, будут доступны все блага мира. Всё, о чём боятся грезить городские, и всё, что на устах у близ расположенных деревень. Сами Боги – величественные и щедрые – пожалуют, чтобы воочию рассмотреть дивную красоту в твоём исполнении. Будь счастлива, принимая век таковым и людей таковыми. Будь счастлива, продолжая верить.

– Я услышала вас, – спокойно отвечает Аделфа и, расслабляясь, принимает форму кресла.

– Моё же место в небесном пантеоне – под эгидой Солнца, Удовольствий, Мира и Войны.

Девочка повествует, что слышала иное имя: встречающие её женщины окрестили меня Богиней Судьбы.

– Всё время забываю, а ведь это подарок самой Смерти, – смеюсь я. – Отказываться от такого было бы неучтиво и безумно, а потому я с великой честью ношу и его.

– Вы знакомы со смертью? – восклицает девочка.

А я хочу воскликнуть, что именно с ней мы вышагиваем бок о бок уже многие лета. И что Бог Смерти – наравне с Богом Жизни – единственно истинные Боги, населяющие наши и иные миры, не входящие даже в пантеон, но за греховным пантеоном наблюдающие.

Вместо того холодно соглашаюсь: без слов и лёгким мановением головы; любой ответ упомянутым Богом может быть услышан, а оскорблять или недооценивать это существо, по правде говоря, я опасаюсь.

– Ох, что же получается… – девочка переходит на шёпот и прогибается в спине, чтобы приблизиться ко мне, – этот бог приходит сюда, дабы…

И Аделфа – то видно – мыслями пропитывается, как могла бы ублажить своей кошачьей поступью и кошачьим взглядом саму Смерть. Смею разочаровать юную, обозначив, что Бог Смерти в Монастырь по прямому его назначению не является и сок спелых плодов не испивает; умалчиваю лишь, что обозначенный – и не мужчина, и не женщина – в довольствовании земными девами не нуждается, так как мысли его и действа – более высокие, выходящие за пределы людского (и пантеона в том числе) понимания.

– А кто же тогда…?

Притупляю пыл молодой, говоря, что в её обязанности входит открывать рот по факту, а не от интереса. Схожим однажды заставил смолкнуть (последующая обида явилась осадком дурного характера) Ян, но Аделфа – вместо недовольства или негодования – спокойно кивает и расправляет плечи.

Ну в самом деле скучная.

– Сколько тебе лет?

– Почти четырнадцать, – улыбается девочка.

– Почти – это тринадцать?