Я знакомлюсь с Гектором, который взирает на смерть с уважением и без страха: как и должно; и благодарит за спасение Хозяйки Монастыря от неё же, явившейся костлявой. Пожимаю руки молодому и благословляю на работу.
***
В женские руки западают поводья: Картечь поднимается на дыбы, и наездница ловко направляет её в сторону дома.
Мы провели порознь многие годы, и только пустые письма служили юной богине напоминаем о старом друге. Луна распечатывала их и, несмотря на отсутствие пляшущих букв, хоронила в ящике стола. Она забрала их все, когда передала дело юному управленцу и согласилась уехать со мной. За эти годы – подле реки, рядом с уготовленным местом для костра, возле зелёной рощи и близ расположенного леса – я (в подтверждение некогда сказанному Богиней Судьбы) возвёл стены дома.
И сейчас женщина мчится вдоль реки по протоптанной нами за время просеке. Гонюсь и наблюдаю за развевающимся хвостом белой накидки, та контрастом покрывает графитовую голову. Лошадь – а однажды я прибыл в монастырский сад с орловским рысаком молочного цвета – стала любимицей Богини Судьбы и с того момента сопровождала каждую её прогулку.
***
Луна, бросая торопливый взгляд, отбрасывает платье цветом слоновой кости. Тонкие петли сползают с плеч, а длинная юбка змеёй скручивается вокруг лодыжек. Женщина переступает через ткань и погружается в воду.
Луна поглядывает на Луну: свет озаряет воды и купающуюся. Следом за ней ступаю я – выбравшееся из одежды олицетворение затмения. Два слога из женских уст – Дан-те – приглаживают гладь, когда руки приглаживают руки. Названный ступает близ и с робкой волной, пущенной от приближающихся, прижимается к женской груди. Ловлю её губы – мокрые и холодные, и приправляю десятками поцелуев, когда она стремится обнять и приласкать.
Пальцы разгребают проборы сырых прядей, пока я загребаю её в объятия и выношу из воды. Согреваемся несколько позже – пред потушенным камином. Обвивающая женскую талию змея – рисунок-напоминание, сотворённый мастером в черте Полиса – более не служит навязчивым упрёком и более не терзает.
***
Пантеон – заметно поредевший – усмиряет свой ненасытный рот и не терзает жителей приближённых деревень и поселений, и деревни и поселения усмиряют свой пыл. Война – нельзя сказать, что заканчивается – отступает от высеченных солнцем и прошлыми поколениями земель. Война откладывается на более благоприятное и уместное для неё время.
***
Мы находим время (здесь требуется отыскать желание) и пускаемся к руинам резиденции Солнца. Сад – обезумевший – вплёлся в лес и кронами бесконечных деревьев устроил дома для птах и мелких тварей, дикий вьюн обхватил ограждение и весом навалившихся поверх лоз накренил некогда позолоченный (ныне – ржавый и выцветший) металл в сторону.
Луна повязывает поводья к уцелевшей части крыльца и бредёт в зелёную часть резиденции.
– Я помню, – говорит она, – вы обещали рассказать легенду о ягодном тисе. Сейчас самое время.
И взглядом она встречается с упомянутым. Последняя их встреча была чуть больше десятка лет назад: тогда тис высотой своей едва доходил ей до бёдер, сейчас же тысячи красных вкраплений украшали плотную хвою. Опавшие семена полотном покрывали часть земли.
– Гелиос, – выдыхает женщина и с благодарностью взирает на меня. – Он зацвёл.
Мы смотрим на величественное древо, возвышающееся по центру некогда огороженной лужайки.
– Расскажите, – учащённо дыша, выпаливает Луна; слова проваливаются в горле, не желают отрываться, – легенду о тисе. Прошу вас, Данте.
И я повествую о ядовитом дереве, что в ласковых руках способно не отравлять.
ebooksa