Из так называемого «тронного зала» похоронного бюро возбужденный от радости молодой человек выкатывал на тележке к своей машине новенькое надгробие. Аякс заметил дату рождения на плите — вчерашнее число — и смел с полированной поверхности конторки мраморную пыль.
— Теперь понятно, где в случае чего спрашивать свидетельство о рождении, — сказал он Мариотту, отряхнув ладонь.
— Все просто и компактно. — Хозяин заведения захлопнул и убрал под прилавок амбарную книгу. — Свидетельство о рождении в Горе — это свидетельство о смерти с открытой датой. Местная традиция. Только и всего.
— Ничего себе компактно. — Аякс оглянулся на молодого человека, который помогал грузчикам затолкать плиту в машину.
Мариотт пригласил Аякса зайти в дом. Пройдя через граверный цех, они сели во внутреннем дворике у рассохшегося дощатого стола, засыпанного опавшими листьями.
— Кенотаф — это свидетельство того, кто имеет сообщение с Горой? — спросил Аякс.
— Не обязательно.
— А что?
Мариотт щелчком сбил со стола желтый лист.
— Можно иметь сообщение с Горой и, однако же, не иметь входа в нее.
— Не понимаю.
— Это все равно, что иметь телефон и не иметь возможности делать исходящие звонки. Кенотаф — свидетельство того, кто имеет сообщение с Горой, но не имеет права входить в нее.
— А зачем кому-то входить в Гору? — сказал Аякс.
— А зачем вообще находиться где-нибудь? — ответил вопросом Мариотт.
— Ах, так значит, кто-то имеет доступ к золоту, а кто-то — нет?
— А что вы имеете в виду, говоря о доступе к золоту?
— То есть как — что? — непонимающе улыбнулся Аякс.
Мариотт со вздохом отер лоб:
— Вы уже так давно у нас, вроде бы даже успели что-то узнать, к тому же профессиональный следователь — и так до сих пор не поняли ничего?
— Я думаю, многие в Горе и до сих пор ничего не понимают, — сказал Аякс.