Яна дрожащей рукой сняла туфлю с ноги. Цветкова слышала, что за неимением оружия, оным может стать и острая шпилька высококачественной обуви. Правда, она не думала, что шпилька может помочь против пистолета. А он у людей в черном был.
Неожиданно наступила тишина. Звук в машине выключился, и люди в черном внезапно стали как-то кривляться, что выглядело очень странно и очень страшно. Членораздельного ответа от них так и не последовало.
— Есть кто-то в машине, кто выключил звук, — сказал Иван Демидович, выходя из кареты и заслоняя своей высокой фигурой Яну. — Ну, что же… Трое против троих.
— Ты что такое говоришь… — уцепилась в его плечо Яна. — У них и пистолет, и бита. И они моложе нас, наверное.
Люди в черном перестали кривляться и одна из фигур подняла пистолет и направила в их сторону.
— Плохо дело, — кашлянул Михаил, и что есть силы стукнул хлыстом. Дальнейшее действо тоже запомнилось Яне, как фильм, только уже не ужасов, а хорошего боевика.
Раздался реальный огнестрельный выстрел. Яна пыталась почувствовать хоть какую-то боль в своем теле или ощутить, как на нее валится груз тела подстреленного Ивана. Но ни того, ни другого не ощутила. Дело в том, что пистолет выстрелил уже в воздухе, выбитый длинным хлыстом кучера. Бандит с битой с ужасающим рыком кинулся на Яну, которую загораживал Иван, второй бандит дико орал, схватившись за свою кисть. Иван преграждал путь нападавшему ровно до того момента, пока не получил от него сначала один удар битой по голове, а потом и второй — в грудь… Иван Демидович медленно осел на землю. Яна почувствовала, как одним сильным движением мужчина заломил ее руки за спину и выкрутил из них ее туфлю, которую она собиралась использовать в качестве оружия.
— Пустите! Оставьте! Что вам надо?! — закричала Цветкова и задохнулась, получив удар в лицо.
В тот же момент она услышала звук рвущейся материи своего малинового платья. Грубая большая фигура полностью навалилась на нее, бандит расстегнул молнию на ширинке. В его намерениях не оставалось и тени сомнения.
— Нет! Нет! Пусти! — кричала Яна, которая хотела выцарапать ему глаза, горящие хищным огнем в маске-балаклаве.
Но Яна не чувствовала своих рук, которые были грубо вывернуты за спину и сейчас сжаты под тяжестью их двух тел. Вытащить их Яна не могла. Она кричала от безысходности, обиды и злобы. Яна отвернулась в сторону и увидела бледное лицо Ивана Демидовича, кровь струилась по его лбу, заливала полураскрытые темные глаза. Глаза Яны наполнились слезами, она понимала, что от изнасилования ее отделяет секунда-другая. Дальше по дороге Миша дрался со вторым человеком в черном. И вдруг кучер закричал громким голосом:
— Люси, ап!
Яна решила, что он обезумел.
— Ап, Люси! — продолжал кричать Михаил на разрыв аорты.
Потом Яна услышала какой-то глухой звук, словно кто-то сильно стукнул по мешку с картошкой. Напавший на нее резко обмяк и уткнулся своей головой ей в лицо. Свет перед глазами Яны погас.
Последней мыслью, промелькнувшей в ее голове, была: хорошо, что она не почувствует всей мерзости изнасилования, а потеряет сознание заранее.
Почему-то Яна ощущала себя работницей в хлеву. Раздавались какие-то нечленораздельные звуки животных, слышалось ржание коней и разносился запах навоза.
— Яна… Яна! Господи, очнись! — этот голос уже принадлежал человеку, и она смогла открыть сначала один глаз, а затем второй.
На нее смотрели две пары глаз, одни ей были не знакомы, а вот вторые она видела с детства на афишах Театра юного зрителя в ролях принцев, пиратов и других сказочных героев. Это были глаза заслуженного артиста Ивана Демидовича Головко, ее отца.