— Ты серьезно? Мы поедем на этом?
— Удивил? То, что надо, детка! Романтика! Садись, зато необычно и на свежем воздухе, — уговорил дочь Иван Демидович.
Яна в воздушном ярко-малиновом платье впорхнула в карету, и кучер, представившись Михаилом, сказал:
— Но! И…
Вместо романтической прогулки Яна попала в абсолютный ад. Ехать до города было не то чтобы далеко, но и не близко. Дорога проходила по горной местности с крутыми поворотами, резкими спусками и подъемами, отвесными склонами, откуда на путников смотрели пропасть и бездна. Машины одна за другой обгоняли их странную повозку и многие слали им ругательства, суть которых сводилась к следующему: кататься на лошади надо в центре города по кругу в пешеходной зоне, а не плестись по опасной трассе в горах. Смотреть по сторонам вообще было страшно. С одной стороны — насыпь с непроходимым буреломом из деревьев и кустарников, с другой — обрыв и узкая дорога.
Яна вспомнила, как на приличной скорости она мчалась с Мартином на мотоцикле по примерно такой же дороге, и тогда ей впервые не было страшно. В отличие от сегодняшнего дня. Сейчас ей было почти так же страшно, как в самолете в момент крушения. Лошадь еле шла.
Каждая обгоняющая или вылетающая из-за резкого поворота навстречу машина создавала аварийную ситуацию. Лошадь, по всей видимости, была старая, она и сама могла оступиться и сорваться в обрыв в любую секунду. Или испугаться резко появляющейся машины с ревущим мотором, дернуться в сторону и упасть в пропасть… Яна просто видела, как животина каждый раз вздрагивает всем корпусом, а вместе с ней от ужаса вздрагивала и сама пассажирка. Такая вот возникла между Яной и лошадью кармическая связь.
Двигались они в этой карете крайне медленно. То есть весьма сомнительное удовольствие от поездки грозило растянуться по времени и вытрясти всю душу. Кучер Михаил только подливал масла в огонь, приговаривая:
— Ничего-ничего… прорвемся, то есть доедем как-нибудь. Зря. Зря я, конечно, согласился. Но ваши несанкционированные десять тысяч сделали свое дело. Дней десять можно жить припеваючи. Люсе тоже на корм хватит. Она — опытная лошадь, она справится. Должна справиться, она же в цирке всю жизнь работала, а там — и нагрузка, и шум, и гам. Все выдержит. Да и списали ее, когда она уже оглохла и почти ослепла. Так что Люсеньку не должны волновать все эти гудки и мигания фар. Ну вот что ты гудишь, идиот?! Что гудишь? Я что, взлететь должен, чтобы уступить тебе дорогу? Только бедное и старое животное пугаете! — качал головой Михаил.
От исходящего от кучера запаха Яна с тревогой поняла, что мужик слегка подшофе. Возможно, именно этим способом и состоялось знаменательное знакомство с Иваном Демидовичем. Яна переглянулась со слегка побледневшим Иваном. Он уже опустошил пакет с едой из ресторана и теперь допивал водку из пластиковой бутылки, правда, храбрости у него в глазах не появлялось.
— Веришь… так страшно, что все выпитое впустую уходит, как в сухую землю, — сказал он Цветковой.
— Верю, — кивнула она, сглатывая в очередной раз попавшую и в лицо, и в нос, и в рот порцию дорожной пыли. — Кхе-кхе-кхе…
— Хочешь? — протянул он ей водку.
— Нет, меня так растрясло, что сейчас вырвет.
— Тогда я… мне так легче сейчас, — ответил Иван.
— Да, насколько я тебя знаю, тебе так по жизни легче, — ответила Цветкова.
Карета, наехав колесом на камень, в очередной раз накренилась на крутом вираже.
Яна вскрикнула:
— Иван, может, мы лучше пешком пойдем?
— Да не говорите вы глупостей! — тут же откликнулся Михаил. — Куда же вы нас с Люсенькой хотите кинуть? Тем более, что кобылке-то здесь все равно не развернуться назад.