Кыыс-Хотун

22
18
20
22
24
26
28
30

Доктор обвел глазами юрту, встал, прошелся по ней в тишине, которая обычно предшествует большому разговору. Было хорошо слышно, как скрипят и потрескивают его суставы. Это была работа мороза: двадцать лет лечивший людей в простуженном навеки краю, о себе врач заботился мало и болел ревматизмом.

— Да, друзья, — заговорил он по-якутски, мило коверкая отдельные слова. — Невесело живете, как я погляжу! С каждым годом все хуже и хуже. Совсем обнищали. Что так, Мичэкэ?

— Болею, доктор, — еле слышным голосом отозвался хозяин. — Есть не могу… Кашель…

— Тебе бы на Юг, погреться. Человеческой пищи попробовать. Витамины… Ничего. Скоро все переменится. Держись, Мичэкэ. Нам обязательно надо выжить, слышишь?

— Что переменится?

— Всё. Вся жизнь!

— Ээ, двадцать лет ты говоришь об этом, а сам в свою Россию вернуться не можешь. — Мичэкэ схватился за грудь и закашлялся.

Доктор улыбнулся.

— Недаром говорил, дружок! Ну ладно, об этом после. Мне сказали, у вас больная девушка. Где она? Ага! Ты что же с головой укрылась? Больному человеку воздух нужен.

Он направился к Нюргуне, захватив по дороге скамейку.

— Ну, давай знакомиться, — сказал он, присаживаясь у орона. — Меня зовут Логин. А тебя? Я тут всех знаю, а тебя впервые вижу.

Нюргуна покраснела, словно в чем-то провинилась. Она откинула одеяло и вытянула поверх него руки.

— Кыыс-Хотун ее зовут… так вот, — отозвался Буокай.

— И тебя я, приятель, раньше не встречал.

— Мы… это… с Севера! — запинаясь, стал объяснять охотник. — Это дочь моя! Она далеко, на Алдан едет. Морозом, однако, прихватило!

— Так… — Логин пощупал пульс и велел Нюргуне сесть. Затем он заглянул девушке в рот и глаза и, прижавшись ухом к спине, приказал громко дышать.

Нюргуна готова была провалиться от смущения. — Раньше болела?

— Было, однако, — ответил Буокай.

— Ну что же, расстраиваться нет причин! — Логин распрямился. — Это просто возврат первой болезни. Он не страшен. Полежит недельку, и все будет в порядке. Зато потом эта болезнь уже никогда не прицепится. Понятно, старый?

Буокай засиял от радости.