Тема границы, тема дружбы народов вообще близка дальневосточникам. Это целая библиотека, если посмотреть исторически. Близка она и В. Александровскому. Он родился на границе с Монголией; когда ему было три года, бандиты барона Унгерна расстреляли его отца — начальника карантинного пункта, ветеринарного врача, много сделавшего для бедноты, поборника справедливости. Но на всю жизнь остались в памяти образы монгольских табунщиков, скотоводов, осталось доброе чувство к неприхотливой и выносливой монгольской лошади — другу и товарищу трудового человека. Маленькая повесть о монгольском коне, много поработавшем на войне, «Друг мой Омголон» получила достойное признание в Монгольской Народной Республике. Она была переведена на монгольский язык и широко публиковалась в МНР. Так же тепло был встречен в Монголии очерк «Сайн байну, Монголия!» Дважды Александровский бывал в этой дружественной стране, дорогой его сердцу с детства, в составе бригад советских писателей, и поездки не прошли бесследно.
Есть у В. Александровского интересные повести и рассказы для детей: «Венька-космонавт», «Рядовой Кошкин», «Море — счастье мое», «Человек с чемоданом». Они публиковались в периодической печати Дальнего Востока, выходили сборниками и отдельными изданиями в Москве, Хабаровске, в Южно-Сахалинске. И все же главная книга Виктора Александровского — впереди. Уже несколько лет он вплотную работает над романом о рабочем классе, о судостроителях. И опять — это социальный заказ, принятый не только разумом, но и всем образом жизни.
Я не ставил себе задачи давать оценку литературного письма автора предлагаемой книги. Мне хотелось проследить кратко жизненный и литературный путь своего старшего товарища, человека, родившегося в год рождения моей Родины, представителя того поколения советских людей, которым мы, идущие следом, по проложенным ими дорогам, завидуем, к которым мы относимся и будем относиться с доверием и нежностью. И я не стесняюсь признаваться в этом.
П. ХАЛОВ
ЮЛЬКА
Повесть
Глава первая
Тени прыгали по стене, скользили вниз, добираясь до самой кровати. Это от тополей, что в скверике перед общежитием. Вечерами, когда зажигался уличный фонарь и ветер шевелил голые деревья, в угловой комнате первого этажа начинали играть тени. Милые ночные зайчата. С ними можно поговорить и поплакать. Придет Лиза, включит свет, и их не станет. С Лизой не поговоришь — собой занята.
Но вдруг зайчата исчезли: неожиданно фонарь погас. Юлька, соскочив с кровати, подбежала к окну. Света не было во всем поселке. В синей бездонной мгле мерцали только точечки семафоров: красные, зеленые…
Донесся грохот поезда. Луна высветила железнодорожную насыпь, корпуса депо, крыши домов, но вскоре в сиреневом лунном свете опять засверкали звезды — огни поселка: электростанция возобновила подачу тока.
Юлька глядела на эти звезды. Одни из них гасли, но загорались другие, и каждая такая звездочка — чей-то дом, чьи-то радости и счастье.
«Мамочка хотела, чтобы из нас вышли люди…» Юлька сунула руку в карман вязаной кофточки и стиснула письмо. Оно пришло еще в феврале, холодным вьюжным утром. Юлька хорошо помнит это утро, помнит радостные глаза Лизы: «Ну вот, Юлька, и дождалась… Приедет из армии твой братишка, и заживешь ты припеваючи».
Но пришел февраль, март, наступил апрель… Грише пора демобилизоваться, а он ни звука…
Тревожное предчувствие, давившее на нее все эти дни, вспыхнуло с новой силой. Юлька взобралась на подоконник и распахнула форточку.
Еще совсем девчонкой — ей не было и пятнадцати лет — провожала она брата в армию. На вокзале Юлька плакала, а брат сердился, но глаза его смотрели ласково и тревожно. «Вернусь, — успокаивал он. — А пока в общежитии поживешь — веселее будет».
Юлька почувствовала, как сильно дует из форточки. Она спрыгнула с подоконника и легла на кровать.
«…Мамочка хотела, чтобы из нас вышли люди…» Милая мамочка, сухонькая, с большими испуганными глазами. Такою Юлька запомнила ее на всю жизнь. Когда была получена похоронная с фронта, она закутала их с Гришей потеплей и повела на вокзал. Душный, битком набитый вагон, бесконечные провода вдоль насыпи, снега и снега…
Однажды ранним утром — поезд стоял на полустанке — Юлька проснулась оттого, что за окном вагона какая-то женщина молодо спросила: «Куда едете?»
Сочный голос проводника, старого железнодорожника, неторопливо прозвучал: «К океану… к океану едем».
И столько было в этом голосе доброты, почти детской радости, что потом много дней и ночей Юлька слышала, как под дрожащим затоптанным полом вагона колеса выстукивали его голосом: «К оке-ану… к оке-ану».
ebooksa