— Конечно, топлива! — раздались голоса.
Я взглянул на Игоря — он сидел задумавшись. Но тут прозвенел звонок. Максим Петрович предупредил нас, что ждет ответа на следующем занятии.
Вопрос, поставленный Грачевым, как-то невольно заинтересовал меня. Даже по дороге домой я искал на него ответа. Не топливо ведь, рассуждал я, а воздух, точнее кислород, ограничивает мощность мотора! Топлива всегда сгорит столько, сколько имеется для него кислорода в цилиндре. И не больше! Значит… значит, если вгонять в цилиндр дополнительный воздух при всасываний, то можно увеличить мощность мотора! Может быть, поставить воздуходувку? Но чем ее приводить в движение? Эх, чудак же я! А если для этой цели использовать энергию выхлопных газов работающего мотора?
Я пришел домой и засел за чертежи и расчеты. Зотов, квартировавший у нас, часто подходил к моему столу и, глядя на непонятные для него «закорючки» формул, разглаживал седую, в черных нитях бороду.
— Ты, паря, ровно в инженеры готовишься. А мне на слет не терпится… Пойдем-ка поскорее, уважь старика!
В этот вечер открывался слет красногвардейцев завода. С трудом оторвался я от чертежа.
— Что не шел так долго, Лешка? — встретила меня Тоня. — Стихи, что ли, опять сочиняешь? Посмотри, сколько народу возле нашей пушечки!
Партизанская пушка стояла посреди вестибюля Дома культуры — начищенная, с исправленным лафетом. Весть о том, что возле пушки находится ее наводчик — партизан Зотов, быстро облетела все комнаты, коридоры, и в вестибюль стал стекаться народ. Отвечая на вопросы участников слета, Зотов часто кивал на портрет моего отца, висевший в простенке. Но мне не было грустно, как тогда на Байкале. Подходили какие-то незнакомые люди, знавшие отца, пожимали мою руку, дружески обнимали за плечи:
— Вон, Алексей, каков твой батька был!
Когда я зашел в зрительный зал, меня остановил Чернышев. Главный конструктор завода был так приветлив, что я не удержался и стал рассказывать ему о своих насосах. Мы уселись вдвоем в последнем ряду…
На трибуне появлялись ораторы. В зале то и дело вспыхивали рукоплескания. А я чертил в блокноте Чернышева схему нагнетания воздуха в цилиндр.
— Это называется наддувом двигателя, — потихоньку объяснял Чернышев. — Ты принеси мне свой чертеж…
Вдруг на трибуне раздался взволнованный голос Тони:
— Товарищи! Мы — ваша смена. Примите от нас боевой комсомольский привет…
Раздались дружные аплодисменты.
Тоня подняла над трибуной раскрытую тетрадь.
— Разрешите мне, товарищи, рассказать вам об одном историческом факте, он записан здесь. Мы нашли это в делах городского архива… — И Тоня стала рассказывать о том, как была отлита партизанская пушка. — Но это, товарищи, не все. Кому известна дальнейшая судьба литейщика Семена Рубцова?
«Что еще она знает про моего отца?» — уставился я на Тоню, забыв и о чертеже, и о Чернышеве. А она продолжала:
— Когда пушку отлили, ее переправили темной ночью через фронт. Семен Рубцов выступил с красногвардейским отрядом. Он пошел на защиту Сибирска. И случилось так, что в одном из боев литейщик Рубцов был ранен и попал в плен к колчаковцам. Семь суток подряд каратели мучили старого, израненного человека, добиваясь от него сведений о расположении частей Красной гвардии. Рубцов молчал. На восьмые сутки допрашивать взялся сам начальник банды, поручик Кронбрут. Он приказал подвести Рубцова к виселице, надеть ему на шею петлю… Литейщик и здесь не проронил ни слова. И только когда раздалась последняя команда палача, он поднял руку. «Ну что, сволочь?» — выкрикнул поручик. «Ваша взяла, — ответил Рубцов. — Я хочу жить, господин поручик!» — «То-то же… Говори, где красные?» — «Чего говорить! Я проведу вас к ним». Казнь отменили.
…Я стиснул карандаш, блокнот. Я чувствовал, как Чернышев взглянул на меня и отвел взгляд. Что она говорит про моего отца! Что говорит!
ebooksa