Когда нам семнадцать

22
18
20
22
24
26
28
30

— Го-го! Факт! Куда попрешь… Карточки на хлеб отменили, денежки становятся дороже, отчего не подработать?

— А ну, оставь его! Опять, Маклаков, за старое? — подскочил я к Недорослю.

— Нет, за новое! Вот, почитай! — Маклаков вынул из кармана пиджака измятый лист папиросной бумаги и швырнул его мне в лицо.

— «20 января, — прочитал я, — токарь третьего разряда Василий Лазарев, получив срочный наряд на изготовление штучных деталей к комплекту «Г», отказался выполнить работу и покинул цех. Известно, что Лазарев, несмотря на мое категорическое запрещение, скрытно от всех изготовил какое-то приспособление к станку и стал работать один за двоих. Отказ от выполнения ответственного задания вызван исключительно корыстными побуждениями Василия Лазарева.

Приказываю: за проявленную недисциплинированность токарю Лазареву объявить строгий выговор и понизить его в разряде сроком на три месяца. Осудить «сквозной» способ работы, как рваческий, создающий разногласия среди рабочих и нарушающий нормальный ритм технологического процесса.

Начальник цеха…»

И далее шла неразборчивая подпись.

— Как попал к тебе этот приказ? — спросил я Маклакова.

— А ты что, прокурор? Допрашивать вздумал! — Вырвав у меня из рук листок, Маклаков, ухмыляясь, выскочил из класса.

Вот так «сюрприз»!

С замиранием сердца шел я по длинному больничному коридору, путаясь в неудобном халате. Доктор и совсем маленькая рядом с ним Зина шагали немного впереди.

— Леша! Зина!

Павел чуть приподнялся с кровати, благодарно взглянул на доктора.

— Уговор — не волноваться! — шутливо пригрозил Кочкин.

Он вышел, прикрыв дверь в палату. А мы с Зиной придвинули свои табуретки к самому изголовью кровати, точно собирались сказать Павлу что-то необыкновенное. Да так ведь было и на самом деле. Собирались!

— Ну как, Алеха, твои дела? — тихим голосом начал брат. — Ты что-то ничего не писал о чертежах. Помнишь, хотели делать с тобой?

Мог ли я рассказать брату то, что стало мне известно от Маклакова? Не знаю, как расценил Павел мою молчаливость, но он заговорил с Зиной о домашних делах…

Весь урок Чаркина вертелась, шуршала газетой, перешептывалась с подругами, поглядывала в мою сторону. В перемену Ольга на правах старосты класса сделала ей замечание.

— Да я же для всех старалась! — обиженно оправдывалась Милочка. — Специально многотиражку выпросила у библиотекарши. Вы почитайте, что тут написано. Статья-то какая! А Рубцов и Русанов скрывают от нас!

— Что скрывают? Да тише вы! — раздались голоса. — Чаркина, читай!

Мила подошла к учительскому столику, лукаво посмотрела на меня и, когда все немного успокоились, принялась читать: