— Потеряно много крови… Дали кислородную подушку…
Жизнь Павла находилась в опасности. Это было совершенно ясно. Когда совсем стемнело, я снова пошел в больницу.
И здесь у крыльца меня встретила Тоня.
— А я к тебе заходила… Я ведь только сегодня все узнала от папы!
— Отец твой был дома? — спросил я.
— Да, обедал… И снова уехал в больницу.
— Как Павел? Он ничего не говорил?
Тревожные глаза Тони уставились на меня прямо, открыто…
— Крепись, Леша… Не сразу ведь хорошо бывает. А раз папа взялся… Ой, да ты без рукавичек! — дотронулась она до моих холодных рук и тотчас сунула их в свои теплые варежки. — Теперь лучше?
— Да, — ответил я, сжав ее пальцы.
— Вот давно бы так. Ходишь один, переживаешь… Чем ты сегодня занимался?
Я рассказал про котенка.
— Ну вот, котенок… А чертежи приспособления, о которых ты говорил мне на катке?
— К чему они теперь?
— Ты не прав, Леша. Нужно взять себя в руки. Павел Семенович выздоровеет, вернется домой, вот увидишь… Он вернется! Как же ты в трудную минуту забыл о своих верных друзьях?
И вот потекли дни трудного и медленного выздоровления брата. Да, таких дней я еще никогда не переживал. С утра я садился за чертежную доску, которую раздобыл где-то Игорь. Потом, когда приходил мой друг, я уступал ему место, а сам отправлялся проведать брата. Чем радостнее приходили вести из больницы, тем быстрее продвигалась наша работа…
К середине каникул чертежи приспособления были готовы, и мы с Игорем принесли их в цех.
— Толково сделали. Должно получиться, — одобрил Василий Лазарев.
— Это что! — вмешался в наш разговор Петрович. — Надо не чертежи, а само приспособление сделать к приходу Павла Семеновича. Вот сюрприз-то будет!
— А когда делать-то? — покачал головой Лазарев.