Когда нам семнадцать

22
18
20
22
24
26
28
30

Мгла на море стала сгущаться раньше, чем предполагал Санька. Когда «жучок» с плашкоутом подошли к мысу, валы темной ваты, катившиеся с горизонта, находились уже на близком расстоянии. Но льдов не прибавилось. Было немного их и за мысом. На сердце отлегло. Санька заметил, как и отец оживился. Даже с катера раздалось:

— На плашкоуте!.. Как вы там?

Это для бодрости, Санька понимал. Он с еще большим ожесточением стал переминаться с ноги на ногу и бить рукавицей по рукавице. Вгляделся пристальней и впереди увидел чистую полосу воды. Скоро Саввено. Вдали уже проглядывались домишки.

— Иди, Сань, погрейся. Иди, — сказал отец. Да Саньку теперь не надо было и упрашивать. Схватившись за веревку, он быстро перебежал рыбью кучу и скрылся в провале люка.

В кубрике было тепло и уютно. Бока раскаленной печи разогнали полумрак, и Санька, садясь на койку, подумал, что не надо зажигать фонарь. Он долго щурился на красный бок печи, думал, что тот здорово похож на румяное яблоко… И потом как-то вдруг оказалось, что это не яблоко, а люстра на потолке их школьного зала. Ребята, готовясь к празднику, подвесили к ней красные колпачки, и она засияла алым светом. Потом Санька услышал, как грянул за сценой школьный оркестр. Открылся занавес, и перед всеми, кто сидел в зале, появилась Метелкина из параллельного шестого «А». На ней были белые туфельки и платьице балерины. Метелкина разбежалась по сцене, закружилась, точь-в-точь как метель на улице, и удивленный Санька, сидевший с ребятами в пятом ряду, увидел, как она поднялась, полетела, кружась по залу, и опустилась на пол прямо перед Санькой.

— Саша Кротов, я приглашаю тебя танцевать, — сказала Метелкина.

— Меня? — опешил Санька.

— Да, тебя. Сегодня великий праздник трудящихся всего мира, и ты должен танцевать.

— Да я же не умею, — смутился Санька.

— А я тебя научу.

И не успел Санька опомниться, как снова грянул оркестр, и Метелкина, крепко схватив его за руки, понеслась с ним по залу.

В дверях появились Санькины мать и отец, они смотрели на танцующего Саньку и радостно смеялись. А потом кто-то в коридоре пережег электрическую пробку, и люстра погасла. И оркестр перестал играть. Только бил барабан: «бум… бум…»

Санька сначала не понял, где бил барабан, он просыпался с трудом. А когда открыл глаза, вскочил с койки. Это ударяли льдины об обшивку плашкоута.

На палубе Санька чуть не растерялся от страха. Кругом было темно. И в этой кромешной тьме он наконец увидел льдины. Они белели и спереди и по бокам. Санька побежал на корму и увидел их сзади.

— Беда, Сань, — тихо проговорил отец. Он точно врос в палубу и стоял не прямо, а как-то странно согнувшись.

— Что, папаня, схватило тебя опять? — встревоженно спросил Санька, берясь за штурвал.

— Беда, Сань, — тихим, тусклым голосом повторил отец. — Льдины.

Санька уже и без того понял, что они попали в ледяную ловушку. Вид воды спереди, когда они находились у мыса, обманул их. Наплывавшая с горизонта тьма скрыла тогда от глаз льды у берега. А когда катер с плашкоутом приблизились к этим льдам, отступать было некуда: льды поджимали и с моря.

— Не падай духом, Сань, перебьемся, — пытался утешить отец. — Вон оно, Саввено-то, недалеко, гляди, огни.

Но плашкоут уже почти не двигался. Санька это чувствовал по буксирному тросу. Трос то натягивался и гудел, как певучая струна, и это означало, что катер не может вытащить плашкоут из скопища льдин, то бешено прыгал по льдинам и по воде, когда катер, продвинув плашкоут вперед, вдруг застопоривал ход сам.