Когда нам семнадцать

Юлька не ответила.

Наташа разделась и стояла перед ней тоненькая, светлая, в сером штапельном платье. На голове у нее чудом держалась голубая газовая косынка. Казалось, дунь, и она улетит, как легкое облачко.

— Я к тебе из аптеки. Лекарство приготовят через сорок минут.

— Опять у тети Маши приступ? — спросила Юлька.

— Ослабла она. Почти все время лежит. Ноги сильно отекли. В больницу ложится не хочет. А ты чего так долго спишь?..

Наташа читала письмо долго. Юлька успела за это время навести в комнате порядок, нарезала хлеба, поставила на стол сливочное масло, банку сгущенного молока.

— Неприятная вышла история, — Наташа отложила в сторону письмо.

— Он, конечно, не виноват, — начала Юлька. — Это все она…

— А откуда ты знаешь?

Юлька промолчала.

— Ничего, Юлька, Гриша твой — человек мужественный. Сейчас ему тяжело. Ты чаще пиши ему.

— Я буду писать, обязательно буду писать, — быстро согласилась Юлька. — Сегодня отправлю ему письмо.

Губы у нее дрожали. Наташа нахмурилась.

— Я понимаю — он твой брат. Но и тебе, Юлька, тоже многое для себя решить надо. Это письмо важнее для тебя, чем для него.

Наташа ушла, и Юлька задумалась. В окно кто-то бросил камешек. Зазвучал знакомый тенорок Пашки Куракина:

Исполнен отвагой, окутан плащом, С гитарой и шпагой я здесь…

Пашка в новом сером костюме, с выпущенным на пиджак воротником шелковой лазоревой рубашки, в сдвинутой на затылок кепке, из-под которой выбивался светлый чуб, с гитарой наперевес стоял в скверике перед Юлькиными окнами.

— А где шпага? — спросила Юлька, распахнув створки окна.

Пашка растопырил свои длинные пальцы и сжал их в кулак. Кулак получился плотный.

— Не робей, если кто нападет, отобьемся. Шпагу в получку куплю.

Ловко подпрыгнув, он уселся на подоконник, едва не задев кепкой за верхнюю перекладину рамы, и сразу загородил все окно.