Когда нам семнадцать

22
18
20
22
24
26
28
30

По-прежнему за рекой сверкал оконными бликами далекий белый город. И оттого, что солнце уже клонилось к западу, река налилась синевой, город стал еще белее.

Юлька пошла по нетронутому песку, оставляя неглубокие, бесформенные следы. Подумав, что, может быть, здесь не ступала еще нога человека, рассмеялась.

Она попыталась вспомнить, что заставило ее бежать через весь лагерь к реке и совершить этот бездумный заплыв.

Сойдя с парохода, деповские расходились по берегу, подыскивая места. Зинка, идя вслед за Андреем и Куракиным, нагруженными сумками, удочками и гитарой, обернулась и недобрым и в то же время ликующим взглядом окинула Юльку, стоящую на коленях возле шалаша Бондаренко. Тогда ее взгляд хлестнул Юльку, как удар бича. А сейчас все это уже казалось ей маленьким и незначительным.

— Ну и пусть! — сказала она вслух.

Где-то справа за кустами послышались голоса. Юлька свернула в ту сторону. Если бы она могла предугадать, что увидит, когда раздвинет ветви, она бы кинулась сломя голову прочь, куда угодно — хоть обратно в воду.

На одеяле, разостланном посреди небольшой приречной полянки, среди груды редисок, первых огурцов, лука, ломтей нарезанного хлеба стояли три стакана. Чуть поодаль в ленивой позе, спиной к Юльке, почти обнаженная, если не считать узеньких полосок купальных трусиков и лифчика, лежала Зинка. На ветке ивы висели ее розовая атласная юбка и белая полотняная кофточка. В отдалении под кустами виднелась неподвижная фигура Куракина: Пашка удил рыбу и время от времени свободной рукой отмахивался от комаров.

Вещи и вся обстановка говорили, что тут были сначала трое, потом двое, а потом ушел еще один — самый главный: Зинка не просто лежала и загорала, а ждала, когда он вернется, Юлька знала, кого она ждет, — Андрея.

Юлька повернулась и побежала прочь. Ветки хлестали ее по лицу, ноги путались Среди корней и травы. Солнце, светившее прямо в глаза, слепило ее, и она ничего не видела перед собой.

За кустами начиналась низина. В паводок здесь стояла вода, но сейчас, в середине лета, лишь кое-где между высоких кочек остались еще горячие илистые лужицы. Юлька несколько раз оступалась в них.

— Стой… Юлька! Ты что, Юлька?

Посреди тропы стоял Андрей и загораживал ей дорогу. В руке он держал здоровенного, только что пойманного сома.

— Да что это с тобой? — улыбаясь, спросил он.

Юлька, закрыв лицо, бессильно опустилась на кочку и заплакала.

Андрей растерянно топтался возле нее, что-то негромко говорил. Слезы у Юльки текли и текли сквозь пальцы и капали на исцарапанные кустами колени.

Наверно, Андрей забыл, что рыбу можно положить, — он одной рукой поднял Юльку с земли, той же рукой отвел ее ладони от лица, больше не спрашивая ни о чем, и повел ее к лагерю.

Солнце клонилось к закату. Над низиной, перемежаясь с длинными тенями от прибрежных кустов, протянулись вечерние багряные лучи. Поперек низины бежал неширокий ручей. Обломок дерева, переброшенный от одного бережка к другому, осклиз, и по нему трудно было идти. Андрей подхватил Юльку свободной рукой, и так, полуобнявшись, вместе они и перепрыгнули через ручей. Но и на той стороне он не отпустил ее. Юлька подняла глаза. Она видела, как что-то изменилось в лице Андрея, оно показалось ей усталым. Сом выскользнул из его руки и упал в траву.

— Тут, наверно, уже осталось недалеко, — тихо сказала она.

— Ничего… Я провожу тебя.