Велели поставить к этой стороне, саженях в двух от гробницы.
Так мы его подвинем. Еще, так, так!
Теперь осталось еще приволочь крышку. Кто за мной?
Что бы это значило?
Кого-нибудь запрячут. И я слышал мимоходом, будто бы он хочет положить в него старого своего пленника Кордано. То-то любезный господин! Другие рыцари покои свои наполняют оружием, а он набивает гробами.
На что же цепи?
А! Говорят, у этого у Кордано есть сын, и он хотел спасти отца — за то осужден сидеть в цепях у гроба.
Да! довольно хитро выдумано.
У всякого своя привычка. И смерть не так страшна с своею косою, как когда изображают ее накладывающею крышку гроба. Вот! они!
Сюда, сюда!
Поставьте. Так!
Не позабыли ли вы цепей, гвоздей, молотков?
Всё здесь!
Готово?
Всё готово!
Хорошо! Теперь подите к ограде — там вы будете нужнее. Пошлите ко мне кого-нибудь из моих рейтаров.
К ограде! к ограде!
Гроб отверст! Кто погрузится в него? Жизнь человеческая! сколь ненадежна ты! Смерть, сей страшный гость, сей вечный твой спутник, ходит по пятам твоим! На каждом шаге отверзает гробы — и случай, сей неистовствующий деспот, ввергает нас туда, когда мы того нимало не опасались. Мудрость человеческая, ты, мечта, кружащая мозг у мудрых невежд, куда деваешься в ту минуту, когда заскрыпит крышка гроба и ты должен пасть в него? Ты трепещешь, человек, ты содрогаешься, как робкое дитя, хотя морщины врезались на лбу твоем и голова твоя опушилась снегом. И ты тщеславишься еще пред прочими тварями владеть мудростию? Гроб! ты — граница нашей бодрости! Младенец и старик, мудрец и невежа — все смотрят на тебя с ужасом. Твои объятия страшны для счастливца, но и несчастный не спешит в тебя повергнуться.